– Почему же? – напряженно спросил Ферран. Во рту у него вдруг пересохло.
– Я люблю тебя, – проговорила Самира. – Да, я люблю тебя.
– Самира, нет.
– Да. И от того, что ты отказываешься признать это, мои слова не перестанут быть истиной.
– Ты сама не знаешь, что говоришь.
– Знаю. Я вышла за тебя сегодня, потому что хочу быть с тобой. Даже если бы ты распахнул передо мной двери дворца и сказал, что я вольна идти куда угодно, я все равно осталась бы с тобой.
– Когда я сегодня женился на тебе, я не знал, что ты способна говорить такие глупости. Ты что, забыла, что я говорил тебе? Я могу убить тебя. Что, если я снова потеряю контроль над собой?
– Это ты говоришь глупости. Во всем был виноват мой отец.
– Ты не права.
– Почему ты так исступленно веришь в это?
– Потому что это правда. И я никогда, никогда не соглашусь допустить это вновь, – решительно произнес Ферран.
– При чем здесь моя любовь?
– Я не хочу твоей любви. Я не могу ее принять. Как ты не понимаешь?
– Слишком поздно.
– Это была ошибка, – сокрушенно сказал он.
– В любом случае жалеть о ней тоже поздно. Мы женаты. Быть может, у меня будет ребенок, мы ведь не предохранялись.
– Я не собираюсь разводиться с тобой. Не устраивай драму.
– Ты отвергаешь мою любовь – а я даже не угрожаю убить тебя за это. С учетом того, как складывались наши отношения, это никак не назовешь попыткой устраивать драму. Скорее, наоборот, – я даже слишком спокойна.
Ферран стиснул зубы. Боль тлела в груди, жгла сердце, словно раскаленный уголь.
– Мне не нужна твоя любовь, – произнес он. – Я не люблю тебя, Самира, и никогда не полюблю.
– Что?
– Я больше никого не буду любить. Никогда.
– Но как же все, что было… то, как ты хотел, чтобы я улыбалась?
– Это не любовь, habibti. Это больная совесть. Я не могу любить, зато чувства вины у меня хоть отбавляй.
– А как же наши дети?
Уголь, тлевший в груди Феррана, казалось, вспыхнул ярким пламенем, сжигая сердце нестерпимой болью.
– А что я могу им предложить? Отца-убийцу? Отца, в гневе теряющего человеческий облик?
– Трус! – с чувством произнесла Самира. – Ты прав, ты слаб. Но не в том, о чем ты думаешь. Ты прячешься. Все еще прячешься.
– Я давно перестал прятаться. Я отомстил! Ты что, забыла?
– Нет. – Самира покачала головой. – Часть твоей души осталась там, в прошлом. И она все еще скрывается. Ты сам живешь и борешься, но твоя душа осталась позади.
– И не просто так. В любом случае поздно жалеть об этом. Я не могу дать тебе то, что ты просишь. – Он положил ладонь ей на щеку, провел пальцами по шелковистой коже. Его сердце рвалось от боли. Ему казалось, что он дотрагивается до нее в последний раз. – Наш брак никогда не станет браком в полной мере.
Самира отступила на шаг.
– Скажи это еще раз, – потребовала она.
– Я не люблю тебя.
Из ее груди вырвалось рыдание. Ее пальцы дрожали.
– Ну конечно, – дрожащим голосом проговорила она. – Меня никто никогда не любил. Почему ты должен стать первым?
– Самира, ты не любишь меня, – проговорил шейх. – Ты лишь думаешь, что это так. На самом деле ты пленница. Просто у тебя давно не было близкого человека, вот ты и решила, что полюбила меня. Но это всего лишь фантазия, глупая мечта. На самом деле сегодня ты стала моей пленницей – пожизненно, без права помилования. И теперь это уже не исправить.
– Не пытайся объяснять мне, что я чувствую!
– Нет, я должен тебе объяснить. Если ты думаешь, что жизнь в заключении, за решетками дворца, в плену моей постели – любовь, кто-то должен объяснить тебе истину.
– Ты просто боишься! Ты…
– Я не боюсь тебя. Я просто должен позаботиться о тебе.
Самира отпрянула от него. Ее руки дрожали.
– Мне… мне нужно выйти, – пробормотала она.
– Нас ждут на торжественном обеде.
– Мне наплевать. Я… я должна идти.
Самира чувствовала, что ей необходимо остаться одной. Прийти в себя. Да, она была права. У них с Ферраном никогда не будет счастья.
Вспышка радости, которую она испытала сегодня утром, осознав, что любит его, растаяла. Тогда она вдруг поверила, что ее любовь превозможет все. Теперь, глядя в пустые, безжизненные глаза Феррана, она осознала наивность этих своих мыслей.
Он предпочел остаться в прошлом. Спрятаться за своими защитными укреплениями. И пока он не передумает, ей до него не достучаться.
– Я не могу идти на торжественный обед один, – глухо проговорил он.
– А я не могу сидеть рядом с мужчиной, который только что отверг мою любовь. И не буду. Не переживай, я не собираюсь тебя убивать. – Развернувшись, она направилась к двери, но вдруг обернулась: – Купайся в своих страданиях. У нас ведь могло что-то получиться. Мы могли жить полной жизнью! И лично я не собираюсь от этого отказываться.
Самира спрятала от него глаза. Ей не хотелось, чтобы он видел, как она страдает. Что ж, любовь и потери всегда идут рука об руку, и она – не исключение.
Только что она произнесла брачные клятвы – и через считаные минуты потеряла всякую надежду на то, что их однажды свяжет что-то большее, чем официальные клятвы.
Теперь она была замужней женщиной. Хозяйкой огромного дворца, полного слуг, обладательницей великолепных платьев, женой человека, готового делить с ней постель. И все же она еще никогда не ощущала себя такой одинокой.
Ферран не сразу понял, что имела в виду Самира, заявив, что уходит. Ее не было ни в ее покоях, ни в его комнатах. Ее вообще не было во дворце.
Его охватила паника. Куда она ушла? Теперь она была его женой. Ей было некуда идти. Он рванул воротник парадной туники, чувствуя, что задыхается.
Появившись на торжественном обеде, он извинился за Самиру, сказав, что она плохо себя чувствует. А когда гости разошлись, он обнаружил, что она исчезла.
Что ж, ему следует радоваться. Он не должен удерживать ее рядом с собой, человеком, способным уничтожить ее.
И все же мысль о том, что он может потерять ее, была непереносима.
– Лидия! – закричал он, ворвавшись в помещение для слуг.
Испуганная Лидия выскочила из кухни:
– Да, ваше величество?
– Где моя жена? – со страхом спросил он. В его голосе сквозило отчаяние и страх. Страх за женщину, которую он не любил.
Конечно, не любил. Он не мог любить ее. Он держал ее в плену, он заставил ее выйти за себя.