– Ты обещаешь помнить о выполнении своих обязанностей в то время, как я служу своей стране?
– Нет.
– И мне не стоит спрашивать, будешь ли ты слушаться… – Он освободил ее руку, которую она тут же опустила, повернулась к нему лицом и пристально посмотрела ему в глаза.
– Чем ближе ты ко мне, – сказала она, – тем добрее становишься.
– Чем ближе я к тебе, тем меньше могу понять.
– Могу я быть твоей любовницей?
– У меня никогда не будет любовницы, – отрезал Захид. Ее слова его тревожили. – Почему ты хочешь стать моей любовницей?
– Это была шутка, Захид.
Тринити действительно попыталась обратить все в шутку. По правде говоря, она не хотела быть любовницей, но она очень хотела быть с ним.
– Так кто будет решать, кому быть твоей невестой?
– Родственники.
Она перевернулась на спину, уставившись в потолок салона. Ей не понравился его беспристрастный ответ, и сам он показался таким чужим, совсем не похожим на Захида, которого она знала.
– Ты женишься на выбранной родственниками невесте, надеясь, что любовь сама придет?
– Любовь для дураков и обывателей, но не для будущего короля.
– Ну спасибо. – Тринити повернулась и взглянула в надменное лицо, на котором появилась легкая улыбка. – Тогда я дурочка или простолюдинка.
– Я говорил не о тебе.
– Конечно нет. Однажды ты станешь королем и поэтому считаешь, что чувства ниже твоего достоинства…
– Я объясняю тебе, как это происходит в моей стране, – сказал Захид, не желая даже колебаться в этом вопросе. – Я лишь рассказываю о причинах моего поведения.
«Не обо всех», – подумал он.
Захид решил не рассказывать ей ни о болезни отца, ни о рождении Лейлы, потому что он не мог делиться таким сокровенным с кем-либо и оставаться при этом равнодушным, не мог вернуться к этим воспоминаниям и оставаться при этом чужим человеком. Тем не менее если он хочет быть честным по отношению к Тринити, он должен четко обозначить все свои планы.
– Я пытаюсь сказать, что в Ишле между нами все будет по-другому. – Он поднялся с постели. – Я попрошу принести тебе что-нибудь попить. И тебе нужно одеться. Мы должны выйти отсюда, как только самолет пойдет на посадку.
– Я знаю, в Ишле все будет по-другому. Но мы еще не прилетели, – ответила Тринити, поднявшись с кровати и приблизившись к двери. Затаив дыхание, она наблюдала, как Захид остановился и, забыв о собственном нравственном кодексе, решился на близость с ней.
* * *
Захид повернулся и начал раздеваться, и в этот раз Тринити придержала для него край одеяла. Она лежала рядом с ним обнаженная. Казалось, весь этот месяц она была в ледяном плену и лишь сейчас вспомнила, что значит тепло.
– Спасибо, – прошептала она.
– Я еще ничего не сделал.
– Ты сделал меня счастливой. Я не должна быть счастлива сегодня, но тем не менее это так.
– Ты должна быть счастлива каждый день. – Захид помнил: даже в самый худший день они могли заставить друг друга улыбнуться.
Его рот был нежным, и он дарил ей этот медленный и длинный поцелуй. Даже если у них не было на это времени, он не хотел торопить ее. Его рука медленно изучала ее тело, гладила грудь и опустилась на бедра, и Тринити почувствовала растущее внутри желание. Она перевернулась на спину, и он нежно вошел в нее, перенеся вес своего тела на локти.
Захид прекратил поцелуй и встретился взглядом с Тринити. Девушка чувствовала его возбуждение, но что-то сдерживало его, а она хотела почувствовать всю его страсть.
– Не нужно быть со мной таким осторожным.
На его губах появилась гримаса боли; эти слова явно огорчили его.
– Не нужно сдерживаться.
Она хотела, чтобы Захид желал ее так же сильно, как и она его. И чтобы никто из них не вспоминал. Сейчас она желала увидеть его в гневе, потому что сама была безумно зла и имела на то право – это был их последний раз…
– Не сдерживайся со мной, Захид.
Отбросив сомнения, он вошел в нее со всей своей мощью. Ее страх испарился, и руки прижимали его к себе, а тело выгибалось навстречу ему. Они не хотели чувствовать ничего, кроме сплетенных вместе тел в одной кровати. Захид вскрикнул, и она почувствовала, как его освобождение заставило ее тело взорваться. Вскоре и она взлетела в небеса, испытывая блаженство. Тринити изо всех сил пыталась не закричать и с остервенением закивала в сторону двери. Захид все понял и накрыл ее рот своими губами, впитывая ее стоны.
Ей нечего было бояться рядом с ним.
– Ты была права, – произнес он, глядя на женщину, которую будет вожделеть вечно. – Эти чувства ниже моего достоинства.
Да, сейчас все его чувства находились ниже его моральных устоев, и все они были сосредоточены на Тринити.
Раздался сигнал, предупреждавший о снижении самолета. Ему нужно оставить все свои чувства здесь. Но как это сделать? Они быстро помылись и оделись. Тринити впервые увидела Захида в национальной одежде вместо костюма и замерла от удивления.
– Я… – Тринити не могла подобрать слов. – Теперь все выглядит уже более реальным.
– Неужели я делаю тебе больно?
Захид считал, что поступил правильно, взяв ее с собой, но сейчас это противоречило здравому смыслу.
– Я не хочу встречаться с женщинами, которых ты…
– Я знаю. – Впервые Тринити почувствовала укол ревности, но, несмотря на это, жаждала узнать больше. – Она должна быть девственницей?
– Тринити, нам пора занять свои места. – Захид не хотел обсуждать с ней свою будущую жену.
– Ты собираешься ответить на мой вопрос?
– Да, она должна беречь себя только для меня.
«Его поцелуи, занятия любовью, его поведение рядом со мной – все это перевернуло мой мир. Он должен узнать об этом», – подумала Тринити и решила все рассказать.
Захид уже открывал дверь, но ее слова остановили его.
– Я берегла, – произнесла Тринити, и Захид, оглянувшись, пытался понять смысл этой фразы, и даже морщинка выступила на лбу. – У меня не было никого, кроме тебя, если не считать…
– Не надо. – Захид остановил ее. – Даже не смей говорить так! То, что сделал этот мерзавец, не считается за свободный выбор в стране, которой я буду править. – Он подумал и произнес: – Но, Тринити, ты была такой уверенной в постели…
– Не сразу, – признала она. – Я столько нового узнала с той ночи и столько попробовала. Я знаю, что флиртовала и, наверное, внешне казалась уверенной. Но я всегда такая рядом с тобой…
– Ты должна была рассказать! Я бы все сделал по-другому.
– Вот именно!