Итак, дубль три. Мои пальцы побарабанили по окошку.
– Чего?
– Дайте «Ежкины какашки»! – потребовала я.
– Чего?
– «Ежкины какашки», – повторила я, – в вафлях!
– Чего?
– Мороженое! «Ежкины какашки».
– Обалдела? Мы г…м не торгуем! Ща милицию вызову! Ах ты, блин…!…!…! – заорала старуха.
И тут мое терпение со звоном лопнуло, я сунула бабуле в окошко удостоверение.
– Милиция уже тут!
– Чего хулиганишь? – сбавила тон старуха. – Делать нечего?
– Выйдите и прочитайте ценник, – потребовала я.
Скрипнула дверь, на улицу выползла огромная куча в валенках, платках и необъятной куртке.
– Ежкины какашки, – растерянно произнесла бабушка, – кто ж его так обозвал? Это новинка, только что произвели. Эй, ты слепая! Не «Ежкины какашки», а «Ерошкины букашки»! Надо аккуратно читать ценник. Ну и день сегодня! Два покупателя всего, но один псих, а вторая из ментовки!
– Вас кто-то обидел? – с сочувствием спросила я.
Старуха поправила платок.
– Привязался, идиот! Подай ему «Ленинградское» без варенья. Отпустила товар, взяла деньги, а этот долдон прямо на улице, в мороз жрать начал, кусанул, и ну в стекло долбиться:
– Поменяйте на нормальное!
Я ему прилично ответила: «Этот комбинат делает „Ленинградское“ только с наполнителем». Но разве дураку докажешь? Пнул ларек, швырнул мне мороженое назад, псих чертов, и ушел в метро. Надеюсь, он к Верке двинул.
– К Верке? – переспросила я, меня рассказ лоточницы поверг в ступор. – Это кто такая?
– Морда противная, – скривилась бабка, – внизу сидит, в переходе! Интриганка! Раньше я в том месте работала, народ из подземки прет и мороженое берет, даже зимой лакомятся, сожрут около газет и валят дальше. Там тепло – и людям, и мне не дуло. А здеся? На улице? Мало дураков найдется в декабре лед жрать! Вот и кукую цельный день в тоске, вечера жду, в восемь не закрываюсь, потому что кое-кто после работы домой мороженое покупает. А все Верка, сплетни развела, начальству про меня наврала, вот и перевели сюда. А кого на сладкое местечко бросили? Верку! Вот дрянь!
Забыв сказать ворчливой старухе «спасибо», я устремилась к переходу. Слишком много совпадений для того, чтобы считать их случайностью. Духи «Шанель», розовый мишка, тень в коридоре, а теперь еще и «Ленинградское» мороженое без наполнителя! Сеня обожал его, он принадлежал к редкой породе мужчин, которая отвернется от бутерброда с бужениной, зато с охотой съест эскимо. Очень хорошо помню, как один раз мы семьями отправились погулять в парк. Сначала покатались на аттракционах, потом захотели есть и пошли к кафе. И дети, и мы с Машей устремились к шашлыку, а Семен купил себе два брикетика в шоколаде и стал учить нас правильному питанию.
– Экие вы небрезгливые, – бубнил Сеня, разворачивая бумажку, – откуда знаете, какой породы была собачка, из которой ваш обед приготовили?
– Прекрати, – возмутилась Маша, – не говори глупостей! Никто собачатину тут не готовит.
– Значит, кошатину, – не успокоился Сеня, – на мой взгляд, лучше мороженое съесть: вкусно и полезно, молоко и шоколад. Тьфу, черт бы их побрал! Новаторы!
Сеня вскочил и пошел назад к тетке, у которой только что приобрел свой обед.
– Папа совсем не Винни-Пух, – засмеялась Нина.
– Чем он недоволен? – удивилась я. – Вон как на торговку наезжает!
Маша закатила глаза:
– Умереть не встать! Теперь во все мороженое наполнители кладут: варенье, орешки, мед, карамель, а Сенька джем ненавидит, ему нужен пломбир, в, так сказать, чистом виде, только шоколадная глазурь, и все. Покупает по привычке свое обожаемое «Ленинградское», кусанет и злится: опять повидла туда напихали, и ну ругаться, требует без добавок, но нынче это редкость.
Понимаете, отчего я разволновалась, все складывается в единую картину, похоже, кольцо и мишку принес «умерший» Сеня!
Добежав до крохотного магазинчика в переходе, я окликнула продавщицу:
– Вера!
– Ась? – обернулась круглощекая женщина лет сорока. – Здрассти. Вам какое?
– К вам не подходил мужчина в шапке и черном пальто? – запыхавшись, спросила я.
– Нет, только две девчонки, – охотно пояснила продавщица, – вон они, у газет стаканчики грызут. Нашим детям никакой мороз не помеха!
– Покупатель был днем, около трех! – уточнила я время.
Вера прищурилась.
– А зачем он вам?
– За мужем слежу, – быстро ответила я, – наврал про командировку, а сам по Москве шастает!
– В шапке и черном пальто? – уточнила торговка.
– Да, да, да, – закивала я.
– Вокруг оглянись, все такие, – хмыкнула Вера.
Я присмотрелась к толпе, женщина права, из десяти парней четверо в темном, и подавляющее большинство в вязаных шапочках.
– Мой муж с бородой и длинными волосами, – я решила не сдаваться, – еще он мог капризничать, требовать «Ленинградское» без варенья.
– Слушай, – заулыбалась Вера, – был такой! Припер в середине дня, я на секунду в туалет отлучилась, записку оставила «технический перерыв», возвращаюсь – стоит чудо и злится. Не успел меня увидеть, зашипел:
– Рабочий день в разгаре, куда вы ушли?
Ну и так далее. Я свариться не стала, вежливенько спрашиваю:
– Вам какое?
А этот, ёклмн, отвечает:
– «Ленинградское», но чтоб без обману! Давай нормальное, с джемом не суй и с арахисом не надо. Если обманешь, я тебе его верну.
Что такому ответить? Протянула ему пломбир, он его хвать, и разворачивать, а деньги-то?
Я, затаив дыхание, слушала Веру.
Увидав, что скандальный дядька намеревается откусить от брикета, Вера возмутилась:
– Сначала заплатите!
– Нет уж, – отрезал он, – я только что одно купил и выбросил. Вот пойму, что варенья в нем нет, и отдам деньги.
– Убедился? – скривилась Вера, глядя на ополовиненный брикетик. – Или до конца сожрать решил? Ща мента кликну!
Покупатель швырнул на прилавок пятитысячную купюру.
– Вот!
– Охренел! – подпрыгнула Вера. – У меня столько в кассе нет.
– Разменяй!
– И где?
– Твоя печаль, – усмехнулся мужчина, – да поторопись, мне недосуг тут торчать, я спешу.
Пришлось Вере закрывать точку и бежать к цветам.
– Если это твой муж, – завершила она рассказ, – то сочувствую! Противный очень. И какими-то бабкиными духами облился.
