Нина хохотала вместе с Шушаной. Тайные встречи сблизили Нину с Мераби еще больше. Мераби много рассказывал про отца, который был талантливым, ярким, броским, смелым.
– Да, он не был воином, – улыбался Мераби, – он был подкаблучником. Не самое лестное для мужчины звание. Я его очень любил. Когда он умирал, то просил смотреть за мамой, заботиться о ней. Он считал, что мама – слабая, ранимая, беззащитная.
Манана будто чувствовала, что происходит вокруг. Она стала мягкой, даже нежной. Ни разу не указала Нине на ее место. Не спорила. Только просила, что действовало на Нину убийственно. Она прекрасно понимала, что свекровь избрала новую тактику поведения.
– Давайте хоть потолки покрасим. – Нина сидела на диване и рассматривала затейливые узоры из трещин на потолке.
– Нино, дочка, давай оставим все как есть, – елейным слабым голосом отвечала Манана, и ее глаза тут же наполнялись слезами. – Вот видишь это пятно на потолке? Это маленький Мераби сделал – пульнул туда из водяного пистолета, – и я пятно закрасила, сама. Это же память. Я вот смотрю на потолок и вспоминаю свою молодость, сколько я ночей не спала с Мераби и какое это было счастье. Как я радовалась, когда он стены разрисовывал, – думала, художником будет. А какие он пятна на потолке оставлял – загляденье. И водой, и мылом и чем только не пулял. Такой был мальчик! Разве тебе сложно меня понять? Давай в следующем году сделаем – я должна подготовиться. – Манана откидывалась на подушки и устремляла взгляд в потолок. – Что-то мне говорить тяжело, и рука отнимает, совсем нет руки. Позвони Маечке, спроси, у меня инсульт?
Нине оставалось только согласиться – не могла же она стать причиной инсульта.
Свекровь же, убедившись, что трюк с инсультом действует, стала все чаще оставаться в постели и жаловаться, что «рука отнимает». «Так отнимает, что Глазунова не могу играть».
Нина звонила Маечке. Маечка звонила Ляле. Тем временем Нина звонила Шушане, та – Ирме. Жужуна узнавала о руке Мананы, которая «отнимает» через золовок, невесток и соседок. Через час у постели больной собирался целый консилиум. Нина проклинала себя за то, что позвонила Шушане. Пока ее и Мананины подруги обсуждали, инсульт это или нет, Нина варила кофе, бегала в кондитерскую за пирожными, мыла посуду, снова варила кофе.
– Я больше так не могу! – возмутилась она однажды. – Или у вас, Манана Александровна, инсульт, и я буду за вами ухаживать, или у вас нет инсульта, и вы прекращаете пить мою кровь!
После этого у Мананы приступы прекратились, но тут Нину свалила с ног сильная простуда, а потом накатила тоска. Вроде бы беспричинная, но она чувствовала, что у нее не осталось никаких эмоциональных сил, образовалась какая-то пустота, будто свекровь выжала из нее все соки. Тайные встречи с Мераби как-то незаметно сошли на нет, и все вернулось на круги своя – он пропадал на работе, Нина тоже много времени проводила в банке, а дома ее всегда ждала свекровь. И Манана была только рада тому, что все стало так, как прежде. Нина чахла, бледнела, реже забегала к Шушане на кофе и все чаще раздражалась по пустякам. Если Мераби предлагал ей сходить в театр, Нина резко отказывалась – неужели он не видит, не чувствует, что ей сейчас нужно совсем другое. А что другое – Нина и сама не знала. Она все чаще плакала. Когда Нина разрыдалась из-за перегоревшего чайника так, будто кто-то умер, Манана не выдержала.
– Маечка, ее нужно кому-нибудь показать! Спроси у Ляли. Пусть ее сделают такой, как раньше! Она еще замуж за Мераби не вышла, а уже ходит плохая, совсем плохая! Сейчас меня так напугала, что я не знаю, что делать, – позвонила Манана верной подруге. Нина стояла на балконе и все слышала. Она начала курить, но скрывала это и от свекрови, и от Мераби. Правда, это быстро перестало быть секретом стараниями Риммы.
– Нина, ты куришь?! – крикнула соседка с улицы, увидев притулившуюся за цветочным горшком на балконе Нину. – Что опять случилось? А зачем я спрашиваю? Тебя опять Манана довела? Слушай, дочка, ты лучше не кури, ты лучше пей. Вино любишь? Очень полезно. Хоть целую бутылку выпей, все равно полезно! Ты почему такая бледная? Или это Мераби виноват? Дочка, что ты мучаешься, давай я попрошу Жужуну, она тебе нового жениха найдет. Какого захочешь – такого и найдет. Тебя все захотят замуж взять. Раз ты Манану выдержала, значит, для любой свекрови будешь подарком судьбы. Все знают, что ты ангел. Манана тебя не ценит.
– Кто?! Я не ценю? – На балкон выскочила Манана. Нина чуть за перила не вывалилась. – Что ты наговариваешь? Да я Нину люблю, как родную дочь. Иногда даже больше Мераби люблю. Что ты лицо мне делаешь? Хорошо, я Нину люблю так же, как Мераби. И не надо на мою невестку зариться. Другую себе найди! Да я для Нины все сделаю. Заболела девочка, так ты думаешь, я ее не вылечу? Не буду о ней заботиться? Да я Каху столько лет лечила, Мераби лечила, себя лечила! Или ты сомневаешься?
– Да, все знают, как ты лечишь! Каху так залечила, что он бегом на кладбище бежал!
– У тебя не язык, а веник! Клонц тебе на нос за сплетни!
– Что такое «клонц»? – спросила Нина, впервые за долгое время улыбнувшись.
– Прыщ. Ты разве не знаешь? Если много сплетничать, то прыщами покрываешься.
Нина рассмеялась. Если верить этой поговорке, то все женщины в городе должны были ходить прыщавыми.
– Я позвонила Маечке, она посоветовалась с Лялей, и мы решили показать тебя доктору, – объявила Манана. – Я, конечно, была против, но раз Маечка его порекомендовала и он знает Лялиного двоюродного брата, тогда ему можно доверять. Он хорошо тебя посмотрит.
– И что за доктор? – уточнила Нина.
– Психиатр. У тебя же с головой плохо, вот он и посмотрит твою голову.
– У меня все хорошо с головой. Мне не нужен психиатр.
– Разве у тебя хорошо с головой? Ты несчастлива! А как может быть несчастлива женщина, которая живет с моим Мераби и будет похоронена в Пантеоне? Он тебя ждет. Завтра пойдешь. Нет – прямо сейчас пойдешь.
– Манана! Может, Нине вино поможет? – крикнула с улицы Римма. – Твоему Кахе очень вино помогало, когда он страдал.
– Римма, если бы Нина так не болела, я бы тебе скандал сейчас устроила! – прокричала в ответ Манана. – Вино… да, мне вино очень нужно. От давления. Сейчас позвоню Мераби, пусть вечером принесет.
Врач, которому доверяли Ляля с Маечкой, оказался психотерапевтом. Нина рассказала ему про Манану, про Мераби, про тетю Асю, про то, как уехала сначала в Москву, а потом вернулась в родной город и снова уехала – уже сюда. Про Шушану и Жужуну врач и так все знал – его жена, как выяснилось, дружила со свахой. Ну а про то, как Нина ушла от Мананы, знал весь город.
– На вас давит свекровь? – спокойно спросил врач. – Или она вам еще не свекровь? Неважно. Вам тяжело жить с Мананой, но вы от нее зависите, она вами манипулирует. Вы попали в непривычные для вас обстоятельства – зависимость, можно сказать. И не видите выхода. У вас нет цели. Ну например, если бы решили, что выйдете замуж, родите ребенка, то все было бы в порядке. А так вы находитесь в промежуточном состоянии – гостья, приезжая, чужая, и от этого вам плохо. Или уходите от нее прямо сейчас, или выходите замуж за Мераби. Тогда вы обретете или свободу – если уйдете, или определенный статус – если выберете семью. Вам нужны твердая почва под ногами и определенность. Как и любой женщине, даже такой умной, как вы. Ну и я бы вам посоветовал уехать куда-нибудь, развеяться, так сказать. И лучше с Мераби. Понимаете меня?
