Пока умаявшиеся на волоках мечники обустраивались на берегу, Мечислав, прихватив лук, отправился в заросли, с надеждой на охотничью удачу. Придвинские леса побогаче живностью, чем приднепровские, так что молодой боярин почти не сомневался в успехе. Не в первый раз он скрадывает добычу, хоронясь среди зеленых завес. Этому умению обучил его воевода Ладомир, выросший в новгородских лесах и считавший любой лес своим домом. Но и Мечислав, проживший шесть лет на Плеши, не чувствовал себя здесь чужим. Ни ветка под его ногой не хрустнула, ни листья на ближайших деревьях не шевельнулись, но добыча, так и просившаяся на вертел свиным рылом, вдруг сорвалась с места раньше, чем он спустил тетиву. Мечислав даже крякнул с досады - уж очень хорош был нагулявший жира одинец. И ушёл он действительно не по вине молодого боярина. Теперь уже и Мечислав хорошо слышал треск, раздающийся сбоку. И по этому треску он сразу определил, что ломит сквозь заросли человек, потому как зверь так несторжко не ходит по лесу. А ещё почудился ему топот копыт, но это как-будто дальше. Всё так же бесшумно шагнул Мечислав навстречу бегущему человеку и затаился на краю полянки в полной уверенности, что именно сюда сейчас вынесет нелёгкая столь навредившего ему неумеху.
В своих расчётах плешанский боярин не ошибся. Одетый в немыслимое вретище человек выскочил на поляну и тут же упал, то ли задохнувшись от быстрого бега, то ли споткнувшись о корягу. Человек был стар, если судить по седым волосам и бороде. Не успел Мечислав открыть рот, чтобы окликнуть старца, как на поляну вывалились два конника в броне и с обнаженными мечами в руках. Седовласый попытался подняться, но для бегства ему не хватило сил. А из оружия у него был только нож, которым ему вряд ли удалось бы отмахнуться от летящего в голову меча.
Но этому мечу так и не суждено было попробовать чужой крови. Мечислав выстрелил не раздумывая, и стрела вонзилась в запястье расторопного всадника. Меч выпал из руки преследователя, а сам он растерянно оглянулся на своего товарища, в которого Мечислав успел послать ещё одну стрелу, но, уже просто пугая, а потом ещё одну, целя в щит, и без всякого желания нанести вред. Всадники, наконец, опомнились, поворотили коней и скрылись в зарослях.
Отдышавшийся старец тут же бросился к кустам, среди которых до недавнего времени прятался удачливый лучник, но добежать он не успел, а рухнул на траву, настигнутый пущенной из зарослей стрелой, которую метнул ему вслед один из преследователей. Тут уж Мечислав выстрелил не шутя и, судя по вскрику в зарослях, попал. А потом и вовсе послышался затихающий топот копыт. Всадники, испугавшись невидимого противника, не захотели попусту рисковать жизнями.
Тем не менее Мечислав к распростёртому на земле беглецу подходил осторожно, держа в уме возможную хитрость своих противников. Однако пока всё было тихо. А насчёт седовласого конники ошиблись, тот был ещё жив, разве что без памяти. Стрелу, пробившую тело, Мечислав трогать не стал - рядом на берегу имелись люди, которые могли её извлечь с большим умением. Старец оказался хоть и худым, но довольно рослым и тяжелым. Во всяком случае, Мечиславу пришлось потрудиться, петляя по заросшему кустарником лесу с нелёгкой ношей на плечах.
От костра его первым увидел Пересвет, разноцветные глаза которого умели пронзать не только ночь, но и лиственную завесу. Он и помог Мечиславу бережно опустить раненного на землю. Бречислав, выслушав объяснения родовича, немедленно распорядился тушить костры и возвращаться на ладью. Предосторожность была совсем не лишней, поскольку преследователей могло оказаться не двое, а много больше, и уж, наверное, у них нашлось бы, чем приветить из темноты сгрудившихся на свету людей в отместку за своих товарищей, помеченных стрелами Мечислава.
Пересвет вытащил стрелу из тела седовласого и тщательно перевязал кровоточившую рану. При этом лицо у Белого Волка было озабоченным и даже удивлённым, и взгляд он бросил на Мечислава странный. Молодому боярину показалось, что дядька узнал седовласого, но расспрашивать было недосуг, поскольку встревоженные происшествием гребцы уже подняли вёсла. И вовремя, ибо не успели они ещё смочить те вёсла в двинской воде, как из зарослей прилетало несколько злых пташек, впившихся острыми клювами в высокий борт.
Бречислав отвечать не стал, а ударил колотушкой в кормовое било. Весла махом окунулись в воду, и тяжелая ладья, набирая с каждым ударом била ход, понеслась вперёд, в надвигающуюся с лесистых берегов темноту.
- Кто эти люди? - Мечислав оглянулся на сидевшего за спиной Пересвета.
- Не знаю, - глухо отозвался тот. - Но, судя по всему, не всё ладно в радимицких землях. А спасенный тобою старец - Перунов волхв, знак у него есть на теле.
Вот, значит, почему так удивился Пересвет. А Мечислав не знал, радоваться ему по этому поводу или огорчаться, но, пораскинув умом, пришёл к выводу, что спасение человеческой жизни всегда благо. А уж кем оказался спасённый, это не Мечиславова забота. Сам молодой боярин Перуна не почитал, а кланялся греческому Богу, единому для всех племён и общин. Он и матери дал слово, что не свернёт с пути, указанного Христом, даже если его будут понуждать силой. Но никто пока Мечислава не принуждал, и Ладомир, и дядьки только посмеивались над неразумным родовичем. А женщины слушали Мечислава с интересом, уж больно занимательной казалась им чужая вера. Только Ждана шепнула ему как-то, чтобы он не распространялся о Христовой вере при Перуновых волхвах и боярыне Милаве. Давно это было, совсем мальчишкой тогда был Мечислав, но совету боярыни внял, поскольку ничего худого Ждана ему не посоветовала бы. Единственным человеком, от которого Мечислав не скрывал никогда и ничего, была Веснянка. Истинного Бога она приняла давно, но помалкивала об этом, не желая выходить из родительской воли. Вот когда станет мужней женой, тогда и сможет открыто кланяться, кому захочет. Веснянке четырнадцать лет исполнилось ещё зимой, а уж к лету она в такое тело вошла, что у Мечислава при взгляде на нее иной раз перехватывало дух. Бегала голенастая худышка, которую Мечислав числил за товарища и вдруг - нате вам. А Пересвет ещё посмеивался. Да краше Веснянки Мечислав не встречал девок ни в Плеши, ни В Полоцке, ни в Киеве. А Ладомир выбор своего пасынка одобрил. Так и сказал - девка хороша, и под другими гонтами искать тебе, Мечислав, нечего. Пересвет тут же пояснил с усмешкой, что Ладомир хлопочет за свой род. За девкой придётся приданное давать, так хоть не на сторону. Может, и не всё в Пересветовой шутке было неправдой, но Мечислав Ладомира не судил. Да и не жаден был плешанский воевода, а с женой своей Людмилой так и просто щедр. Мечислав мог убедиться в этом собственными глазами. Не захирело его родное подворье, и нажитков много прибавилось за эти годы. Есть чем теперь поделиться с младшими братьями и сестёр отдать замуж не с пустыми руками. А при таком богатстве и силе никто теперь не посмеет оспорить боярское достоинство Мечислава.
С матерью и Ладомиром уже оговорено, что вернётся он с молодой женой в Киев и осядет там основательно, как это и подобает старшему в боярской семье. Как-то встретит Великий князь Владимир молодого боярина Мечислава? К боярыне Людмиле он благоволит, а к воеводе Ладомиру часто бывает несправедлив. Третьего года на рати с печенегами плешанский воевода был первым, а среди отмеченных Великим князем чуть ли не последним. Об этом говорили и боярин Вельямид, и боярин Хабар, приходивший в прошлом году в Плешь за подросшим внуком Яромиром, которого все и в глаза и за глаза кличут Рыжешерстным волчонком. В том, что Яромир доводится воеводе сыном, никто не сомневается, да и как усомниться, если малой вылитый Ладомир. Да и с младшими сыновьями воеводы он схож, что с Звезданом, что с Всеславом, что с Вышеславом. О том, что связывает воеводу Ладомира с боярыней Милавой, в Плеши предпочитают не говорить вслух, но то, что младший сын боярыни, Владимир, тоже от воеводы, сомнений ни у кого нет. Конечно, не Мечиславу в эти дела вмешиваться, но боярыню Милаву Белые Волки совсем не случайно зовут между собой новгородской вилой. А в Плеши её почитают чуть ли не больше, чем Перунова волхва Гула, совсем уже одряхлевшего старца. Мечислав так глубоко задумался, играя тяжёлым веслом, что не сразу очнулся, когда Севок Рамодан толкнул его в бок:
