- Передохни, боярин.
Мечислава взяло любопытство: как там спасенный беглец, не очнулся ли, а потому и побрёл он на корму, натыкаясь в темноте на тюки с товаром. И там же, у тюков, услышал он голос Бречислава:
- На радимицких землях разорены все Перуновы святилища и убиты все волхвы. Посечены также тридцать Белых Волков и воевода Куцай со своими мечниками. Бирюча тоже убили.
- Как Бирюча?! - ахнула темнота голосом Пересвета.
- А вот так, - вздохнул Бречислав. - Боярин Всеволод устроил замятню на радимицких землях против Великого князя и Перуна. Вся старшина и все смерды на его стороне.
- А старец не бредил случайно?
- В ум он вошёл твёрдо и рассказал всё, как было.
- Про Мечислава он знает?
- Я ему ничего не говорил, и ты тоже молчи.Захочет признать сына, так сам скажет, а не захочет, так на то он и Перунов волхв.
- А он выживет?
- Выживет, - твёрдо сказал Бречислав. - И духом он крепок, и телом.
Дальше Мечислав не пошёл, так и присел среди тюков, прислонившись спиной к чему-то мягкому. Было о чём подумать. И сразу же на память пришли слухи об отце, боярине Мечиславе Блуде, который шесть лет тому назад ушел на Перунов холм и не вернулся обратно. Мечислав, уже не малец в те годы, отца помнил твёрдо. Но у отца волосы и борода были тёмными, а у этого человека совсем седые. Да и грузен был боярин Блуд, а этот худ, кожа да кости, и ростом как будто ниже. А к лицу Мечислав не приглядывался, стараясь побыстрее уйти от возможной погони.
Для Блуда возвращение к жизни казалось чудом, свершившимся не иначе как волею Перуна. Да и кто иной, кроме Ударяющего бога, мог послать ему спасение, когда меч уже висел над головой. А дальше был удар стрелы, и обессиливший меч упал на траву. Ну а чьей рукой послал Перун разящую стрелу, уже не так важно. Ухмыляющийся Пересвет, которого Блуд помнил ещё по прежним временам, указал ему на рослого отрока, унёсшего раненного волхва от радимецкой погони. В молодом мечнике Блуду чудилось нечто знакомое, а когда кто-то из гребцов окликнул отрока Мечиславом, тут волхва, словно шилом кольнуло. О том, что плешанский воевода Ладомир стал мужем его бывшей жены Людмилы, он слышал краем уха и отнёсся к этому равнодушно. Все связи с родом и семьёй он разрубил Перуновым мечом в неуёмной жажде служения Ударяющему. А потому чужой ему сейчас этот отрок.
За минувшие годы Блуд приобщился к великим таинствам. В отдалённых от мирской суеты Перуновых капищах протекала его жизнь, в тяжких борениях с собственной плотью и злыми духами, норовившими овладеть его мыслями и телом. И ныне Блуд видит много глубже и дальше, чем прежде. В радимицкой град он советовал Гудиму не ходить, было у него предчувствие великой беды, но старый волхв поступил по-своему, и в этом его поступке тоже чудился смысл, доступный только самым давним ближникам Перуна. Блуд с трудом, но постигал, что эта смерть волхвов и Белых Волков угодна Ударяющему, как предвестье, грядущей расправы с восставшими на бога радимичами, которая послужит хорошим уроком тем, кто не чтит Перуна. А расправа будет жестокой, в этом Блуд не сомневался. И кудесник Вадим скажет своё слово, и князь Владимир, которого пролитая радимецкая кровь ещё больше привяжет к Ударяющему.
Блуд не удивился, увидев на полоцкой пристани воеводу Ладомира и старого знакомца, щербатого Бакуню, самого, пожалуй, близкого к кудеснику Вадиму человека. О радимецком бунте в Полоцке уже знали и готовили войско для замирения непокорных.
Блудовы раны оказались не опасны, а потому из памяти он больше не выходил, даже когда его тащили из ладьи в дом боярина Вельямида. И там, испив настой целебных трав, лёжа на лежанке, поведал он полоцкой старшине о злодействах, сотворённых в радимицком граде. Боярин Позвизд, полоцкий наместник, только ахал да всплёскивал руками. Воевода Ладомир, которого прошедшие годы из молодого задиристого волка превратили в матёрого бирюка, хмурил брови. Бакуня щерился, но это он делал всегда - и в злобе и в радости. А прочие просто слушали и вздыхали. Уже всем стало ясно - поход на радимичей неминуем. Боярин Позвизд, правда, сомневался - как же без княжьего веления?
- Да какое тебе ещё веление нужно, боярин? - удивился Вельямид. - Если радимицкий бунт перекинется на кривицкие земли, то спрос будет уже с тебя.
Боярина Позвизда от одной мысли об этом спросе прошиб пот. Чего доброго, полоцкие доброжелатели расскажут князю Владимиру, как бекал и мекал его наместник, когда требовались решительные действия. А то ещё, чего доброго, заподозрят в сговоре с радимичами.
- Киевское войско в походе с князем Владимиром, - сказал Ладомир. - И кроме нас некому сейчас спросить с радимичей за измену. И за Бирюча тоже.
При этом глаза Плешанского воеводы плеснули гневом к великой Блудовой радости - понял, что не будет спуску радимичам.
А у Ладомира всё внутри кипело. Дороже Бирюча никого у него не было. И первое, что он помнил о жизни, были Бирючевы руки, несущие его через лес от чего-то ужасного, остающегося за спиной. И дальше жизнь его пошла под этими руками, именно они не раз вытаскивали Ладомира из ям и прикрывали от ударов и клыков. Не было на этой земле человека честнее и справедливее Бирюча, а пал он не в сече с врагами, а от предательского удара в спину лживых друзей. Так есть ли вообще правда на этом свете?
Ладомир знал боярина Всеволода. И в битвах не раз стояли плечом к плечу, и мёд пили из одной братины. Улыбчив был боярин Всеволод и в дружбе казался искренним. Выходит, далеко не вся кипящая в сердце злоба ложится на лицо печатью. Но кому же верить тогда? Сначала отдал дочь за воеводу Куцая, а после сунул ему из-за угла нож в бок. Конечно, киевский наместник на родной земле - не велика радость. Но ведь и без Великого князя нельзя, хоть и вздорен иной раз бывает Владимир. Кто-то должен следить, чтобы на славянских землях люди жили одной правдой. Ну и собирать всех в ратный кулак, когда нужда приспеет.
Полоцкая дружина снарядилась в пятьсот пеших и три сотни верших. Такая и под рукою Рогволда Полоцкого собиралась не всегда. Бояре спешили показать свою преданность Великому князю - не ровен час посчитает сочувствующими злодейскому делу. Наместник-воевода Позвизд рвался сам возглавить рать - отговорили. Это ведь не на торгу с красной выей лаять купцов и неслухов. Боярин Всеволод - воевода не из последних, да и радимичи драться горазды. В воеводы единогласно прочили боярина Ладомира. Смертельная обида нанесена ведь не только Великому князю, но и Перуну-богу, а уж Ударяющий наверняка подсобит Белому Волку, которого и прежде не обделял вниманием. Ибо всем ведомо, что удачлив воевода Ладомир в битвах, и мечники ему верят. А наместнику Позвизду уходить из Полоцка в столь смутное время никак нельзя.
От полоцкой пристани отчалили с первыми Даждьбоговыми лучами. Боевых ладей набралось до десятка, но и торговые тоже собрал Ладомир, погрузив туда коней. Водой-то путь короче, а если гнать коней через кривицкие леса, то к делу они приспеют ох как не скоро.
Одно смущало - никто не знал радимицких сил, и полочане, хоть и собравшиеся в немалом числе, могли оказаться слабее. Надежда была на киевскую подмогу. Они там хоть и без князя Владимира, но не могли же проспать столь великую замятню.
