- Через день погонит воевода Добрыня новгородцев в Волхов, кланяться чужому богу. А это не всем придётся по нраву. Случится замятня. И если в той замятне сгинет воевода Добрыня, то быть тебе, боярин Хабар, тысяцким при малом князе Владимире.
- Добрыню-то не всякий меч достанет, - поёжился Хабар. - А я слишком стар, чтобы биться с ним грудь в грудь.
- Там, где мечом не дотянуться, бьют стрелой или сулицей. Неужели нет у тебя верного человека под рукой? Как только Добрыня упадёт с коня, тут всё и начнётся. У новгородского вече не будет иного выбора, как только восстать против Добрынинного сестричада, потому как не простит Владимир новгородцам смерти своего дядьки. И бояре без Добрыни станут покладистее и без споров поклянутся в верности сыну Перуна.
Была в Бакуниных расчётах своя правда - смерть Добрыни многое могла поменять. Но эту смерть ещё сотворить надо, а не таков человек Добрыня, сын Мала, чтобы дать ткнуть себя в бок сулицей. Тоже не вчера он родился да и возрос не в глухом углу, а на Великокняжьем подворье, где было много охотников подпортить ему шкуру. Хабара древлянский леший близко к себе не подпустит. Можно, конечно, метнуть стрелу издалека, но удар стрелы - удар слишком неверный, чтобы на него можно было ставить свою жизнь.
- Обещать не могу, - сказал Хабар. - Дело это трудное.
- Тем не менее, совершить его придётся тебе, боярин, - холодно отозвался Бакуня. - Ибо в смерти Добрыни жизнь твоей дочери и внуков. Ну, а если дрогнешь, то мы с тебя спросим именем Перуна, которому ты обещал служить верно.
Ушёл Бакуня, а боярин едва не плюнул вслед ведуну. Обложили Хабара со всех сторон чисто медведя. Бежать и то некуда. Вырастил дочь себе на погибель. И в кого уродилась такая безмозглая, не иначе как в матерь свою! У той ума не хватило родить боярину сына, зато дочь произвела на свет плодовитую. Мало того, что первенца нагуляла с Волком, так вот вам ещё и от самого Перуна у неё родился сын. на горе Хабару.
Ах, кабы мор кaкoй-нибудь случился или пожар, ну на худой конец - видение боярину Хабару или знак. Стал боярин сон вспоминать, что снился в прошлую ночь, да так и не припомнил ничего. Звал Родю, может, ему что привиделось, но толстый мерин только глаза пучил на хозяина.
- Малого Яромира надо спросить, - подсказал тивун. - Его дело боярское, а у нас какие сны - клеть да амбар.
И действительно, нашел, кого спрашивать. Хабар даже крякнул с досады на самого себя. А вот про Яромира совет Родя дал дельный. Внук часто видит сны, и не исключено, что приснился ему сон вещий.
Яромир у стола играл щепками, то так их сложит, то этак. Хабар с Родей наблюдали за ребенком, затаив дыхание, уж больно замысловатые штуковины выкладывал из тех щепок старший Милавин сын. И лоб морщил при этом. Хорошего всё-таки парнишку родила Милава, а уж как войдёт в возраст, то и вовсе цены ему не будет. Он и сейчас для своих лет роста немалого, да и умом не раз удивлял деда. В счёте того же тивуна Родю обставлял многократно. Вот он, надежда Хабарова рода, так неужели хоронить эту надежду по безнадёжно глупому делу?
- Ты что здесь раскладываешь? - осторожно спросил Хабар, стараясь не спугнуть внука.
- Это знаки, - сказал Яромир. - Мне их Мечислав показывал в Плеши.
- А что в тех знаках-то? - удивился Родя.
- В них имя бога, которому кланяется ныне Великий князь. Я думал, что забыл их, а ныне взял да вспомнил. Вот как.
Взглянул он на деда с гордостью, а того прошиб холодный пот. Вот оно - почище любого видения будет. Кто подсказал малому имя, не так уж важно, но путь, указанный тем именем, теперь не только для малого Яромира, но и для Яромира старого. Тут уж и баяльник не нужен, Хабар допёр до всего своим умом. Очень может быть, что и боги смертны - одни выдыхаются, и на смену им приходят другие. Так вот вышло и с Перуном: пока был в силе, не было первее его бога на славянских землях, а ныне те силы иссякли, и как ни пытались волхвы отпоить его людской кровью, ничего у них не вышло. И ничего уже не выйдет, если даже Перунов Волчонок выкладывает щепками имя нового бога. Так зачем же лить кровь здесь, на земле, когда там наверху всё решено? Хабар и раньше вряд ли бросился бы в безумную затею, а ныне ему и вовсе это делать не с руки. Ибо знаки, выложенные внуком, призывают его к иному, и самое время подчиниться этому знамению.
Сам боярин к Добрыне ехать не решился. Бакуня мог соглядатаев поставить у дома, чтобы наблюдать за Хабаром. Ведун не из доверчивых людей, а уж его коварству позавидует и древлянский леший. Послал Хабар Родю, но и тому велел идти окольными путями и оглядываться почаще. Тивун, конечно, не великого ума человек, но умнее его всё равно не найдёшь на подворье. А если послать кого-то из мечников, это сразу же бросится в глаза. Нет, Родя из всех самый подходящий. Только бы не перепутал чего по глупости. На три раза втолковывал ему Хабар и три раза повторить заставил. Если не растрясёт разум по дороге, то доставит послание боярина воеводе. А уж там древлянский леший сам додумает, как ему быть, тоже ума у него не меньше, чем у Хабара.
Глава 12
Новгородский бунт
Утро на Новгородчине в тот день выдалось солнечное, что в предлетнюю пору на славянских землях не такая уж редкость. В эту пору вечевое било обычно молчит, потому что весной каждый день дорог, и все, кто не желает клацать зимой зубами от голода, суетятся на своих огнищах, рассыпая семена в заждавшуюся землю. Но ныне всё в Новгороде пошло на перекосяк, а слухи ползут по городу один другого страшнее да невероятнее. В одном сходятся эти слухи - случилось на Киевщине необъяснимое и прежде никогда не слыханное. Против правды, завещанной отцами-дедами, волею князя Владимира поклонились киевляне пришлому богу. Да мало того,что сами поклонились, так и иных прочих к этому стали нудить.
Шёл упорный слух, что воевода Добрыня, по наущению княж Владимира, собирается всех новгородцев согнать в Волхов. И если те нового бога не признают, то упьются речной водицей до смерти. Вот оно ныне что делается - не по правде живём, не по древнему ряду, а по злому умыслу Великого князя да по самодурству его воевод. С древлянского лешего, пожалуй, станется. Он за Перуна рвал людей на куски, а теперь, вишь, нашёл иного бога и готов за него рвать, аки пёс цепной.
Город загудел с первым же ударом била, и народ густо повалил на вечевую площадь. Шли не по-праздничному. Ступивший со двора в окружении мечников Хабар сразу же обратил на это внимание. Верный признак, что готовы к драке новгородцы, а потому и нарядились в то, что порвать не жалко. По доброму времени Хабару непременно уступили бы дорогу, а ныне чуть ли не каждый норовит зацепить боярина плечом. С кузнечного конца те всегда охальничают, но ныне и кожемяки смотрят без всякого почтения. Взбаламутился народишко, затаил обиду на князя и его воеводу за поношение своих богов. Кузнецы-то особо Перуну кланяются, это их бог, даровавший огонь, без которого не выкуешь доброго изделия. По внешнему виду не заметно, что кузнецы при оружии, но кто знает, что они прячут под одеждой.
