Рогволд успел отступить в Детинец с остатками своей дружины, но прикрыть за собой ворота ему не дали. Войнег прыгнул на подъёмный мост и зарубил двух потянувшихся к цепям мечников. Кованая решётка, перекрывающая вход в Детинец, так и не была опущена. И в этот проём ворвались конные Сновид с Ладомиром, с налёту ударив тяжёлыми мечами в щиты Рогволдовой дружины, не дав тем самым лучникам из-за спин щитников метнуть стрелы в атакующих.
- Рогволда взять живым, - крикнул Владимир, и Ладомир поразился ненависти, прозвучавшей в этом охрипшем голосе.
В Детинце набралось столько новгородских мечников, что в темноте они мешали друг другу, поэтому и успел Рогволд затвориться в тереме. Ладомир прыгнул с коня на крыльцо, ухватился за толстый комель невесть откуда взявшегося бревна и направил его на скреплённые железом дубовые доски. Дверь треснула после первого же удара, но не поддалась.
- Дружнее, - крикнул Ладомир, оборачиваясь назад.
За спиной были Войнег с Ратибором, а дальше у вершины бревна Сновид с Бречиславом. У Сновида лицо в крови от резаной раны, но глаза горят торжеством.
- И раз, и два, - на счёт "два" дверь вынесли с косяками.
Вновь опоздали с луками Рогволдовы ратники, а потому и пришлось браться за мечи. Рубились они отчаянно, скользя сапогами в собственной крови, но уж слишком неравными были силы.
- Живым возьмите Рогволда, - вновь услышал Ладомир голос Владимира.
Седой Рогволд, в помятой ударами броне и рогатом шлёме, повреждённом чьим-то удачливым мечом, отмахивался умело, но уже староват был князь, и прожитые годы отдавались свистом в широкой груди. Ладомир прижал своим мечом меч княжий, а Сновид подсёк носком сапога Рогволда под колено. Князь взмахнул шуйцей, пытаясь удержать равновесие, и тяжело опрокинулся на спину. Войнег с трудом вырвал меч из цепких стариковских пальцев. После чего князя подняли и поставили на ноги. Никогда ещё Ладомир не видел таких бешеных глаз, как у Рогволда, а смотрел князь не на пленившего его Белого Волка и даже не на Владимира, а на только что вошедшего Добрыню. И ругательства, вырвавшиеся из глотки Рогволда, предназначались именно древлянскому лешему.
- Не ко мне твоё слово, князь Рогволд, - оскалился Добрыня. - Не я предал твой город мечу, а князь Владимир сын Святослава.
Узнал ли Рогволд мечника, который приходил к нему с греком Анкифием, сказать было трудно, но смотрел он на своего победителя долго и даже, как показалось Ладомиру, с любопытством. Во всяком случае ненависть в его глазах неожиданна угасла, да и напряжённое тело, удерживаемое двумя мечниками ослабло.
- Как бы наших девок не перепортили, пока мы прохлаждаемся в Детинце, - шепнул Войнег Ладомиру.
Речь шла о Вельямидовых дочках, и Ладомир встрепенулся. Князя Рогволда передали Нуру, а сами попадали на подвернувшихся коней и ринулись на Торговую площадь. Кроме Войнега и Ратибора за Ладомиром привычно увязались Сновид с Пересветом, а у самых ворот присоединились к товарищам Бречислав с Твердиславом.
А в Полоцке ещё дрались по усадьбам, но к звону железа и хрипам умирающих добавились женские крики. Ратники князя Владимира, распалённые сечей, спешили утолить и иные прорезавшиеся потребности.
Кое у кого не хватало терпения дотащить жёнку до ближайшей клети, а потому насиловали прямо на улицах среди окровавленных трупов. Какая-то растрепуха выскочила прямо под ноги Сновидову коню в чём мать родила. Сновид не растерялся и подхватил её в седло, оттолкнув сапогом опоздавшего ратника. Ратник, если судить по выговору, был из чуди, но на его ругательства Волки не обратили внимания. И только Пересвет погрозил ему окровавленным мечом.
Ратник с конными связываться не стал, хотя добыча, по мнению Ладомира, того стоила - лет шестнадцать было девке, в самом соку. Сновид завернул её, трясущуюся от холода и страха, в свою волчью шкуру и насмешливо подмигнул товарищам.
К Вельямидову терему прискакали в самый раз, там уже хозяйничали Скатовы нурманы, шаря по клетям и амбарам. Ладомир прыгнул из седла на крыльцо и рассерженным соколом влетел в палаты.
Нурманы, похоже, ругались меж собой, деля девок, которые испуганно жались за спиной ведуна Гула. Широкоплечий нурман тянул Вельямидову Ждану к себе, а его противник держал её за волосы и лаялся по чём зря. Девка орала от страха и боли, царапая широкоплечего когтями, но спорщики не обращали на неё внимания. Ладомир, ни слова не говоря, врезал плещеистому в челюсть, а уж у того был выбор, отлетать к стене или мешком валиться на пол. Второго облагодетельствовал Войнег, ударив ребром ладони по кадыкастой шее да так удачно, что нурман захрипел побитым псом на половицах. Третий, самый покладистый нурман, поджидавший конца спора своих товарищей на лавке, схватился за меч, но был остановлен Ратибором и Пересветом, а потом спущен вниз с крыльца. Следом полетели его не успевшие оправиться от ударов товарищи.
Шарившие по клетям и амбарам нурманы мигом скучковались во дворе и ощетинились мечами. Было их не меньше десятка, готовых отомстить за обиду нанесённую товарищам.
- За что моих людей побил, мечник, - выдвинулся вперёд один из них. - По слову княжьему, кто добычу взял, тот ею и владеет.
- Добычу первым взял я, - крикнул с крыльца Ладомир. - Ведун сказал тебе об этом, а ты его облаял непотребно. По правде новгородской за это с тебя будет большой взыск.
- Меня зовут Рулав, - сказал рослый нурман, довольно бойко изъясняющийся на славянском языке. - А кто из нас прав, пусть решает князь Владимир.
- Согласен, - кивнул головой Ладомир.- Зови на княжий суд Белых Волков из гонтища Бирюча.
На том и разошлись без драки и большого лая. Волки отправились в Вельямидов дом, а нурманы - со двора. Хапнули они немало по боярским закромам. Ладомир был уверен, что на княжий суд они не придут, не станут из-за девок связываться с Волками Перуна. Тем более, что сами кругом виноваты.
Покорённый Полоцк полыхнул было кое-где мстительным огнём, но промчавшиеся по улицам мечники во главе с воеводой Добрыней усмирили огненный вихрь в самом зародыше. Грабёж и насилие не удалось бы остановить даже древлянскому лешему, да он и не пытался. Закон любой войны суров - победителям достаётся всё.
Ладомир ещё некоторое время постоял на крыльце, любуясь звёздным небом и слушая крик отчаяния поверженного города. Было в этом зрелище нечто страшное и чарующее и даже более торжественное, чем жертвоприношение в святилище Перуна. Ударяющий бог должен быть доволен - целый город брошен к его стопам, а крови, пролитой на улицах, хватит для утоления самой дикой жажды. Во всяком случае, так кажется Ладомиру, но кто знает, какая глотка у бога.
Белые Волки уже расположились за столом в ожидании ужина. Холопки Вельямидовы суетились вокруг, соревнуясь в желании угодить своим спасителям, а три дочери боярина жались в углу, видимо не были уверены, что не попали из огня да в полымя. Ждана была холодна-то ли от испуга, то ли просто по неопытности. Только и сумела вскрикнуть от боли да уронить две слезы.
