- Не со мной разговор вести надо, боярин, а с кудесником Вадимом, - Бакуня перестал щериться и серьёзно глянул на собеседника. - Служение Перуну - тяжелая ноша, и не каждому она по плечу.
- Так ведь и я человек не хлипкий, - возразил Блуд. - Обузой Ударяющему не буду. Говорили тихо, отстраняясь от других на привале, устроенном чуть ли не перед самыми киевскими воротами. Бакуня покусывал сорванную пожелтевшую травинку, а Блуд напряжённо ждал. Конечно, не от щербатого ведуна зависит решение этого вопроса, но и слово Бакунино, как смекал боярин, среди ближников Перуна кое-что весило. Не последний он, похоже, человек в стане кудесника Вадима. Боярин отметил это ещё тогда, когда Бакуня баламутил Киев против Ярополка. С нахрапа и вдруг такое не провернёшь, чтобы то там полыхнуло, то здесь, да так удачно, словно по заказу, и также словно по заказу по огромному Киеву летели слухи к пользе Владимира и во вред Ярополку. Нет, не простой человек щербатый Бакуня, даром что собой невидный и портищем бедный.
- С Вадимом я тебя сведу, боярин, - сказал Бакуня. - А там уж его воля.
Блуд вздохнул с облегчением. Не то, чтобы его уж очень радовала предстоящая встреча с кудесником, но слова Бакуни были косвенным подтверждением того, что везёт он его не на казнь, хотя, быть может, и не для сладкой жизни. Но здесь уже многое будет зависеть от разворотливости самого боярина Мечислава.
Навстречу князю Ярополку выехали из киевских ворот бояре Хабар и Ставр с сотней молодцов в волчьих шкурах, то ли для оберега взятых, то ли для почёта, то ли по иной причине. Оба боярина не то, чтобы неприветливые, а смурные какие-то. Князь Ярополк посланцев Владимира встретил на коне, и твёрдо глянул в глаза боярину Хабару:
- Примет ли князь Владимир своего брата?
- Дорога в Киев для тебя открыта, князь Ярополк, - ответил Хабар.
Ничто в этом ответе Ярополковой чести не уронило, а у боярина Блуда мелькнула мысль, что очень может быть поладят Ярополк с Владимиром, не беря на себя братской крови. Однако скосив глаза на Бакуню, внимавшему подскакавшему Ладомиру, боярин мнение своё изменил - нет, неспроста Перуновы волки оттирали дружину от Ярополка. Ярополк по Киеву ехал, как по чужому городу, будто и не правил он здесь целых семь лет, будто и не кричали ему прежде киевляне:
- Здрав будь, княж Ярополк. А ныне никто не озаботился здравием князя, даже рта никто не открыл, ни одна собака не гавкнула. Коли зарыть глаза, то перед ним мёртвый город - ни звука, ни шороха, только копыта Ярополкова коня стучат по мостовой, а сердце, кажется остановилось. Семь лет правил и не заслужил ни здравия, ни проклятия. А может быть и не было в Киеве никакого князя Ярополка, а был только провал во времени, который забросают теперь его костями и наскоро приспят землёй, так чтобы и следа не осталось. Разве что тень сохранится, которую отбросил на мостовую проехавший по улицам Киева неведомый всадник.
В ворота киевского Детинца князь Ярополк въехал в сопровождении Одинца и трёх десятков мечников, а так же бояр, Блуда, Хабара и Ставра. Бакуня тоже держался рядом. А у Ладомира вдруг конь на самом проходе заартачился, ни взад, ни вперёд, а потом и вовсе пал на передние ноги. Ругань, крики. Белые Волки спешились, принялись коня поднимать, и между тем своими телами наглухо перекрыли въезд в Детинец отставшим Ярополковым мечникам. Заметил ли сам князь это обстоятельство - сказать трудно, а вот Блуд заметил и с лица спал и уже не удивился шёпоту Бакуни:
- Как войдешь в палаты великокняжьи - дверь прикрой за Ярополком, чтобы не сунулись следом мечники.
Скрипнуло жалобно красное крыльцо княжьего терема под ногами Ярополка, и от этого скрипа у Блуда зашлось сердце - с чего бы это скрипеть крыльцу, коли сработано оно из толстенных плах, а вот подишь ты. Признало хозяина. Может, только одно крыльцо и признало, а из челядинов никто не вышел встречать князя. Шли из одних палат в другие, а по бокам только тяжелые лари да столь же неподвижные, закованные в бронь Владимировы мечники. Одинец тяжело дышал прямо в затылок боярину Блуду, и был страх, что не сдержит воевода раздирающую грудь злобу и ударит в голову или спину. А потому и двери за князем Ярополком Блуд прикрыл с облегчением прямо перед носом Одинца и его растерявшихся мечников и навалился всем телом на тяжелые створки вместе с Бакуней.
Князь Владимир стоял неподалёку, но навстречу брату не сделал и шага, а вместо него рванулись вперёд два смурных нурмана с обнаженными мечами в руках и вогнали те мечи прямо в грудь Ярополка раньше, чем тот успел сказать слово приветствия. Боярин Блуд даже страха не почувствовал, а просто влип в двери с открытым от изумления ртом.
Князь Ярополк постоял мгновение на ногах, повёл рукой, словно место выбирал, где бы упасть половчее, и рухнул на крашенные половицы, добавив к цвету жёлтому еще и кроваво-красный. В двери уже не ломились. То ли мечники Владимировы обуздали Ярополковых, то ли Одинец понял, что князь Киевский больше не нуждается в его службе. Владимир подошел к поверженному телу и заглянул в побелевшее лицо. Было это лицо странно-спокойным, словно Ярополк прозевал собственную смерть. А может быть, жизнь в этом теле закончилась раньше, чем его пронзили нурманские мечи.
- Передайте киевлянам, что князь Владимир своею волею осудил брата Ярополка и предал его смерти за то, что он пошёл против правды и отцовской воли, а за подобные преступления не бывает пощады, ни простому смертному, ни князю. Развернулся на месте Великий князь и потёл прочь, отстукивая шаг червлёными сапожками. И почудилось тогда многим свидетелям, что эти сапожки вечно будут стучать по Детинцу, заглушая пустоту, образовавшуюся от рухнувших в чёрную пропасть сердец.
Часть вторая
Перунов холм
Глава 1
Возвращение в Полоцк
Ладьи нового полоцкого наместника боярина Позвизда причалили к пристани под снежную круговерть разыгравшегося Стрибога, сломав молодой ледок, который пытался смирить течение Двины до новой, теперь неблизкой, улыбки Даджбога. Войнег, первым прыгнувший на обледенелые брёвна, едва устоял на ногах, но всё-таки сумел закрепить негнущийся причальный конец Позвиздовой ладьи. Следом за расторопным Волком полез, кряхтя и охая, сам боярин-воевода, поддерживаемый под руки услужливыми ближниками. Чем уж так приглянулся Владимиру этот неповоротливый новгородец, Ладомир не знал, но так или иначе, а именно Позвизда новый Великий князь Киевский назначил управлять разорённым Полоцком.
Притихший в ожидании город был изрядно уже припорошен снегом, и похоже было, что запоздавшая в этом году зима всё-таки берет потихоньку в свои руки вожжи Стрибоговой колесницы. Во всяком случае, появилась надежда, что оттепели больше не будет и не придется месить надоевшую до тошноты грязь тяжелыми от сырости сапогами. Морозец сегодня выдался изрядный, и Ладомир зябко передернул под волчьим мехом широкими плечами. Пока сидел на весле, холода не чувствовал, а как ступил на полоцкую пристань, так сразу двух шкур, своей и волчьей, показалось мало.
Тяжелее всего было переправить на берег коней, которые хоть и о четырёх ногах, но спотыкались. Боярин Позвизд, стоя в стороне, исходил на крик, пугая покрасневшей рожей сбежавшихся полочан, а боярские мечники и полоцкие ратники чуть не на собственных плечах выносили лошадей из ладей.
