Хвала Перуну, всё обошлось - и коней, и Позвиздово добро, и прочие нажитки выгрузили благополучно, а значит, можно было принимать поздравления с удачным завершением длинного пути. Недружный ор полочан, надо полагать, ласкал слух новоназначенного полоцкого наместника, во всяком случае, кланялся он в ответ встречающим с честью и строгостью. А после, взгоромоздясь в седло, последовал, сопровождаемый полоцкой старшиной, в предупредительно распахнутые ему навстречу ворота.
Ладомир помог справиться с конём сыну боярина Ставра Изяславу. Мальчишке едва стукнуло пятнадцать, и это путешествие в чужой город и в чужую землю было первым в его жизни. Ни ростом, ни статью Изяслав не взял, в отца, видимо, уродился, но в движениях был ловок, и глаза казались смышлёными. Где-то здесь, на Вельямидовом подворье, и должен был киевский жених встретится со своей суженой, дочерью боярина Хабара Милавой, и Ладомир только посмеивался в обрастающие сосульками усы, представляя, как обрадуется новгородская вила своему будущему мужу. Впрочем, дело было не в Изяславе и Милаве, а в их отцах, расторопных боярах Хабаре и Ставре, которые сумели угодить князю Владимиру, а в благодарность за труды вырвали под своих чад изрядный кус полоцкой земли, где отныне и предстояло местничать Изяславу. Ладомир далеко не был уверен, что на родовых землях убитого князем Владимиром полоцкого боярина Судислава примут сына Ставра с распростертыми объятиями. Как не рассчитывал на тёплый прием и в отмеренных щедрой княжьей рукой собственных землях.
Городишко Плешь затерялся где-то на самой окраине кривецких земель и служил сторожевым постом на речном пути из чужих земель к Полоцку. Надо полагать, Добрыня не без умысла отхлопотал сей городишко для боярина Ладомира, которому в том медвежьем углу надлежало сесть воеводой, взяв под свою руку все заставы и засеки на северо-западной границе подвластных Великому князю земель.
Ладомир просил у Бирюча ещё хотя бы с десяток Белых Волков для своей дружины, но тот только усмехнулся в седеющие усы:
- Ты теперь боярин, Ладомир, и мечников наберёшь в своих землях.
- Так чужие ведь там все, - возмутился Ладомир.
- Придётся тебе с ними поладить. Не спеши с таской, а попробуй для начала лаской. И ещё запомни: Белый Волк служит не князю, а богу и народу. Только боги и народ вечны на нашей земле, а князья меняются.
У Бирюча своих забот хватало, но делиться ими с Ладомиром он не стал. Не то чтобы меж князем Киевским и волхвами прошла трещина, но несогласие чувствовалось. Похоже, что не во всём уважил Владимир кудесника Вадима. Но это была уже не Ладомирова забота.
Хабар просил Ладомира присматривать за Изяславом, и новоявленный плешанский воевода ему в том слово дал, хотя и знал, что берет на себя лишнюю обузу. Но за эту услугу Хабар и Ставр обещали Изяславовых мечников, числом не менее двадцати, поставить под руку Ладомира. Сила собиралась немалая и совсем не лишняя в тех краях, где у Ладомира ни родичей, ни друзей.
Злато-серебро у Ладомира было. Кое-что перепало ему от великокняжеской казны на обустройство рубежей, малую толику отсыпал Бирюч от щедрот Перуновых волхвов, ну и Ставр с Хабаром не оставили вниманием, сыпанули частью в долг, а частью в уплату за пока неоказанные услуги.
- Живы будем, не пропадём, - сказал неунывающий Войнёг и все остальные с ним согласились.
Подмороженные полоцкие ворота жалобно скрипели, встречая нового наместника боярина Позвизда. Только наместник, как и положено, въезжал в город верхом на коне, с трудом уместив закутанное в медвежью шубу тело в седле, все остальные шли пеши, не желая понапрасну мучить и без того укачавшихся за время долгого плавания коней.
Частично сожжённые во время штурма полоцкие ряды начали уже отстраиваться, а переживший насилие город, судя по всему, потихоньку обретал себя. Высыпавший на площадь люд посматривал на Владимирова наместника скорее настороженно, чем злобно. Никто пока не знал, чего ждать от этого откормленного в чужом краю человека. Князь Владимир не утеснил полочан податями - повелел брать в казну великокняжескую даже меньше того, что платили при Ярополке. Другое дело, что после разорения Полоцк и эти малые подати мог собрать с трудом. Но на то и послан в город боярин Позвизд, чтобы труд тот был всё-таки приложен, и казна не оскудела от полоцкого небрежения.
Боярин Вельямид, успевший вернуться в Полоцк месяцем раньше, зятьёв своих встретил без большой радости. Оно, конечно, не много чести для первого полоцкого боярина отдавать дочерей за простых мечников, но ведь никто Вельямида и не неволит - может поискать других женихов, а Белые Волки в обиде не будут и без жен не останутся.
Войнегова Светляна на эти слова Ладомира ударилась в слёзы, Ратиборова Купава надула губы, и только Ждана бровью не повела.
- Чего уж там, - махнул рукой Вельямид. - Садитесь к столу.
На его месте Ладомир не слишком бы скорбел, потому что меньше всех пострадал Вельямид от зорения Полоцка. И между прочим, не без помощи Перуновых Волков. К столу, однако, сели, чтобы не томить зря жёнок. В конце концов, люди-то теперь не чужие, а меж своими и разговор свойский.
Вельямид глянул на Изяслава и покачал головой:
- Млад ещё для боярина, а плешане народишко злой, могут и не простить смерти своих старшин.
- Ничего, - поднял чарку с мёдом Ладомир. - Ныне я на той Плеши воевода.
Нельзя сказать, что эта новость обрадовала Вельямида, но и не огорчила.
- Мечников-то с тобой не густо.
- И те не мои, а Изяславовы. Своих мне негде набрать, разве что ты, боярин, поможешь.
Вельямид нахмурился. Жадноват был боярин, трёх девок сбыл с рук и ни за одной пока не дал приданного. Негоже так-то. Вон боярин Хабар вслед за дочерью своей Милавой снарядил двадцать мечников в довесок к двадцати Ставровым. И землю за ней дал, и злато-серебро отсыпал на благоустройство. Чего же Вельямид мнётся? Тоже человек не бедный.
- Так и не богатый, - развёл руками Вельямид. - Хабар-то хапнул, а я спустил без малого половину жира.
- Ну, это ты хватил, боярин, - возмутился Ратибор. - Где же половину–то? Все твои амбары в Полоцке целёхоньки, и земель твоих никто не тронул.
Обложенный со всех сторон Вельямид недовольно закряхтел, но тут на его счастье занесло в терем ещё одного гостя - новгородского боярина Хабара, который пришёл из Новгорода Двиною сразу же следом за Позвиздовыми ладьями. И носит же боярина Хабара леший по всей Руси, из варяг да в греки. Прихватило видать морозцем новгородца - рожа ещё краснее Вельямидовой, и руки синие.
Боярин Вельямид поднялся навстречу гостю и облобызал его в уста троекратно. Хабар ныне человек сильный - и Владимиру люб, и с Добрыней в ладу, и при дележке его не обошли, не то что бояр полоцких, которых не только на родном подворье обобрали, но ещё и воевать заставили за чужое счастье.
Пока Ладомирова Ждана подносила гостю здравную чарку, Пересвет со Сновидом разоблачали укутанную в звериные шкуры Хабарову дочь. Вельямид даже крякнул от восхищения и досады, на боярыню глядя, - надо же, такая краля и достанется сопливому Ставрову парнишке. Знал бы боярин раньте про такое дело, сговорил бы всенепременно за себя, даром что Милава вдова, а не девка.
