Хотел Ладомир уже о бане спросить челядинов, но со двора послышался голос Сновида, и он сразу же определил, что случилась беда.
- Сыновья Судислава и Карислава взялись за мечи.
Ладомир птицей вылетел на крыльцо, прихватив с собой меч, ещё не просохший от крови. Коня челядины вываживали по двору и расседлать не успели. Прыгнул в седло и поскакал в открытые ворота, а следом Сновид, Бречислав, Твердислав и десять Вельямидовых мечников во главе с Нечаем.
- Куда? - одёрнул последнего Ладомир. - Пятерых оставь - охранять женщин.
У Судиславова дома всё уже было кончено - зря спешили. Разгоряченный Пересвет вытирал меч о гриву своего вороного коня и скалил зубы, а вокруг на притоптанном снегу чернели распластанные тела. Боярин Хабар, пеший и с обнаженным мечом в руке, орал что-то своим мечникам, брызгая слюной, а у возка сидела Милава, держа в руках голову тяжело дышавшего Изяслава.
- Задели парнишку, - крякнул рассерженным селезнем Пересвет. - Хотели договориться по-доброму, а оно видишь как получилось.
Ладомир спрыгнул с коня и подошел к Изяславу. Кожух на нём посечён изрядно, но рана на первый взгляд смотрелась неопасной.
- Тащите его в дом, - приказал Ладомир Сновиду и Твердиславу. - Там разберёмся.
Боярин Хабар, ни за что ни про что потерявший двух мечников, озлился изрядно, а потому не столько рассказывал по сути, сколько ругал последними словами родичей Судислава и Карислава, которых, по подсчётам Ладомира, навалили по двору более десятка.
- Вон те и есть Кариславовы сыновья, - кивнул подошедший Войнег на трёх отроков лет семнадцати-двадцати, лежавших у самого крыльца. - А тот рыжеватый - младший брат Судислава.
Недаром говорил боярин Вельямид, что плешане народишко злой и упрямый, - своего не отдадут без крови. Это и Ладомирова вина - не доглядел, не предусмотрел, что воеводе непростительно.
- Всех женщин из детей из семей Судислава и Карислава похолопить и продать, а если кто из плешан возьмется за меч, то рубить их без пощады.
Изяславову рану на плече перевязал Твердислав - он в таких делах знаток: что кровь заговорить, что рану заживить. И не поймешь даже, где он успел научиться всему этому.
- Оклемается, - сказал Твердислав. - Разве что рука начнёт сохнуть.
Для простого мечника сухорукость - это большая беда, но боярину голова нужнее, чем руки. Будем надеяться, что всё обойдётся, Изяслав парнишка крепкий, а в молодые годы раны на теле заживают быстро.
Опамятовавший после драки Хабар только вздыхал удручённо, время от времени плеская руками, как белый лебедь крылами.
- Охолонись, боярин, - посоветовал ему Пересвет. - Ты как первый раз в сечи побывал. Проверил бы лучше Судиславовы подклети, а то, сдаётся мне, что их здорово почистили до нашего приезда.
Хабар от Пересветовых слов заохал и ринулся на двор, теребить Судиславовых челядинов. Ладомир нисколько не сомневался, что новгородец своего не упустит и вернёт Судиславово добро до последней нитки.
На Киряево подворье вернулись уже под вечер, усталые и злые. Ожившая после трудной дороги Ждана покрикивала на неразворотливых челядинов, накрывая стол для оголодавших мужчин. Ратиборова Купава и Сновидова Растрепуха толклись здесь же, не зная к чему руки приложить в чужом доме.
- Тебя как зовут? - спросил Ладомир у Киряевой жены.
- Зорицей.
- Оставайся пока с нами, Зорица, а там видно будет.
- В холопки берёшь, боярин?
- Коли понравишься, так возьму в жёны, а нет - будешь приживалой.
По лицу Жданы было видно, что ей эти слова Ладомира не по душе, и на Киряеву жену она глянула недружелюбно. Но это дела бабьи, а не мужские - надо полагать, всё утрясётся со временем. Зорица не красная девица, а порожавшая и походившая под мужем женщина. Ничего, кроме жалости, она пока у Ладомира не вызывала, а потому и злобиться Ждане не с чего. Так и сказал он ей в ложнице, когда, отужинав, отправились спать.
- Ты её за Твердислава отдай, - посоветовала ему Ждана. - Она ему приглянулась.
Ничего такого за Твердиславом Ладомир не заметил, но коли Зорица ему по сердцу, то пусть берёт. А ходить просто в приживалках дочери полоцкого боярина, наверное, обидно до слёз.
Больше за эту зиму в Плеши не упало ни капли крови. Киряев брат Морей после разорения семьи Судислава в ссоры и споры с пришельцами не вступал и чёрный люд не топорщил.
А в глубоком лесном краю жизнь по зиме известно какая – скука. Только и дел, что припасённый по осени харч проедать. Ладомир согнал всех плешанских мужиков на заготовку свежих лесин для городского тына и не встретил возражений. Тын действительно уже подгнил и требовал заботы.
Плешане, народишко кряжистый и в руках не слабый, валили огромные, в обхват, деревья так, что треск стоял по всему лесу. Боярин Хабар, знавший осадное дело, советовал Ладомиру расширить городскую черту вправо и с запасом, поскольку Плешь уже сейчас тесновата для жителей, а лет через пяток и вовсе придётся ставить посады за тыном. Но за один год такую работу, конечно, не осилить, решили разложить по частям.
Пластались четыре семидницы, но дело сделали на загляденье - почти всю северную сторону перебрали от лесины к лесине. Ладомир, погружённый в труды и заботы, не сразу разглядел раздавшийся Жданин живот. По его расчётам выходило, что к концу весны рожать жёнке. Впрочем, в таком же положении оказались и Войнегова Светляна и Ратиборова Купава и даже Сновидова Растрепуха - целый волчий выводок на плешанских землях.
Милава частенько наведывалась в Ладомиров дом, давая советы женщинам, но сама была праздна и, судя по всему, не спешила одаривать Ставра внуком, хотя Изяслав уже поправился от полученной раны и за последние месяцы даже подрос на вершок. Надо отдать должное Хабаровой дочке, мужа она выхаживала со старанием, о чём Ладомиру сказал Твердислав, ставший неожиданно для своих товарищей главным лекарем в Плеши.
Странным он всё-таки был человеком. Опять развёл вокруг себя кучу зверья. И Ладомир только хмыкнул, обнаружив в своей ложнице молодого гаврана с перебитым крылом. В довершение всех бед этот гавран ещё и заговорил человеческим языком, приведя в восторг Зорицыных девчонок и до смерти напугав Ждану с Купавой. Ладомир с Ратибором только посмеивались над чудачествами товарища, а по Плеши пошёл слух о Твердиславе как о первом Перуновом кудеснике, способном менять обличье по своему желанию, превращаясь то в гаврана, то в сову, то в волка.
- Жени его на Зорице, - поддержал Ждану Ратибор. - Чтобы не дурил попусту.
Твердислав только одно слова сказал: "лады", но и этого для молчуна было много.
Бесхозными оставались только Пересвет с Бречиславом, и, по мнению Ладомира, женить их следовало с толком. Уж если сели на Плеши, то и родниться надо было с местными. Бречислав не возражал и вскоре приглядел себе девку из рода Рамоданов, многочисленного и горластого. Ладомиру самому пришлось уламывать главу рода, сивого от прожитых лет, но ещё крепкого старика. Рамоданы к лучшим родам не принадлежали, но благодаря своей численности верховодили среди чёрного люда.
