- Ненавижу, - простонала она сквозь не желающие раздвигаться зубы. – Ненавижу тебя.
В ложницу он отнёс её на руках и присел рядом, поглаживая её по руке и словно бы извиняясь за принесённое в дом несчастье. А ей вдруг пришло в голову, что в случившемся есть не только его вина, но и её тоже. И её вина неизмеримо больше. Он-то вольная птица, а она мужняя жена, да ещё и годами лет на пять-шесть старше. И не только желание спасти мужа двигало ею тогда, но и иные чувства, до сих пор не до конца ей понятные. Нет, если бы не принудил её Ладомир, то добро бы она к нему не пошла, но это принуждение она не сочла ни бедой, ни позором. А без мужа Людмила могла бы остаться уже тогда: убили бы боярина Мечислава Владимировы псы так же, как убили они несчастного князя Ярополка.
Бог спас его тогда - Бог, которого она молила и по ночам и среди бела дня. А на боярине Мечиславе была страшная вина -Иудина. И от этой вины он маялся сердцем. Кабы у Людмилы хватило ума и терпения заставить его просить о прощении Бога истинного и милосердного, то не пошёл бы он кланяться богам ложным, не попал бы в тенета хитрых лжепророков, у которых руки в крови до самых плеч. Так может, и Ладомира Бог послал ей с той же целью - наставить боярина, росшего без отца и матери среди последователей ложной веры на путь истинный? И вправе ли она уйти в сторону, оставив душу сидящего на её ложе молодого и не успевшего много нагрешить человека пропадать во мраке язычества? И не такие грешники, отринув от себя ложную веру, шли к Богу истинному, и Он их прощал и принимал в свое стадо, ибо милосерден к раскаявшимся.
- Ты не будешь чинить мне препятствий в моей вере?
- Это твой выбор, какому богу кланяться,
- А коли волхвы будут с тебя требовать? - Это твой выбор, - нахмурился Ладомир. - Богам жертвуют от сердца, а не по принуждению.
- Увезешь меня в Плешь?
- Нет. Возьму только старшего твоего сына Мечислава. Ему уже одиннадцать лет, пора привыкать к мечу. А ты здесь останешься хозяйкой. С тивунами и приказными я завтра сам поговорю - кто против слова твоего поперёк своё скажет, тому я спущу шкуру по приезде в Киев.
Рука его, лежавшая на животе, уже не казалось такой тяжёлой - если муж ей теперь Ладомир, то вправе спрашивать бабьей службы. А потому и приняла его безропотно, как и подобает замужней женщине принимать взалкавшего плоти мужа. Только бы не задохнуться в этой любви и не утратить мира божьего, отдав себя на волю языческих волн. И шёпот становится жарким против воли, и пальцы тонут в волосах никак с волчьей шерстью несхожих. Не волку подобен человек, а Богу, и надо сделать всё, чтобы в его душе не угасла Божья искра в тот момент, когда в животной близости рождается новая жизнь, ибо и эта жизнь тоже от Бога.
Весть о том, что боярин Блуд встал на путь волхва Перуна, застала боярина Ставра врасплох. Он так и замер с полной до краев чаркой у рта, глядя вмиг осоловевшими глазами на Ладомира.
Боярин Хабар, кряхтя, почесывал затылок. Каждый, конечно, волен выбирать себе дорогу, особенно если эта дорога выводит в ближники Перуна, но как-то всё это уж слишком неожиданно случилось с виднейшим в Киеве боярином. Остаётся только руками развести в ответ на изумлённое мычание Басалая.
А Басалаю есть от чего мычать - он Блуду не чужой, и уж, конечно, ему не безразлично, в чьих руках окажутся родовые земли.
- Боярин Блуд ещё не умер, - усмехнулся Бакуня, принимая здравную чарку. - А, кроме того, сын есть у боярина, которому и надлежит множить отцовские нажитки.
А тому Мечиславу, сыну Блуда, от силы лет одиннадцать - какой из него боярин? А по старой правде, идущей от дедов, всё отходит к старшему в роду, кроме личных нажитков. Не вправе боярин Блуд подобным образом распоряжаться родовыми землями.
- По воле боярина Блуда его жёны, чада и челядины уходят в род Гастов, с нажитками и податями с земель, кроме тех, что переданы Перуну. А с родом Семагиным Блуд давно в разделе.
Боярин Басалай собственной слюной подавился от таких Бакуниных слов. Да где же это видано, чтобы жена при живом муже уходила в чужой род вместе с нажитками и землями. Прежде всегда родовичей спрашивали, если случалась беда с мужем - не возьмут ли вдову с приплодом? И брали, как не взять, - и второй женой, и третьей, а детей брали в сыновья и дочери - не чужие чай. Да и добро родовое нечего отдавать в чужие руки. А тут извольте радоваться – род Гастов. Да этого рода давно уже след простыл на древлянских землях. Живут изгоями в землях иных. Какое они имеют право разевать пасть на земли полянского рода Семагов?
Ни у Хабара, ни у Ставра в этом деле личного интереса нет - они ни Семагам, ни Гастам не родовичи, а потому к ним и обратился за поддержкой Басалай. И на взгляд хозяина дома боярина Ставра обратился совершенно справедливо. Такого прежде не было на полянских землях, чтобы боярские вотчины и родовые земли прилипали к рукам волхвов. Правда, род Семагов давно уже покололся на части, чёрный люд от земель отодвинули, старшина всё к своим рукам прибрала, и тому же Блуду дедина досталась не от дядьёв, а от отца, и тот в свою очередь получил её от отца, который к слову не был в своей семье старшим и многие свои земли от князя Олега получил, а не от рода. Так что прямого права требовать все Блудовы земли у Басалая нет. Земли те частью не родовые, а вотчинные, а над вотчинными землями род властвовать не вправе. Так что вотчиной своей боярин Блуд волен распорядиться, как ему на ум взбредёт, а вот о землях родовых, которые отыщутся под Блудом, боярин Басалай и прочие Семаги вправе спорить на княжьем суде.
Так рассудил боярин Ставр, и боярин Хабар кивнул головой на его слова, хотя и не хотелось ему ссориться с Перуновыми волхвами. Пусть уж Басалай, коли пришла охота, сам рядится с ними и за лесные угодья, и за рыбные места, и за огнища. А сам Хабар на месте Басалая не стал бы ввязываться в спор. Кабы ещё умер Блуд, тогда другое дело, а так его в любой момент могут явить Великому князю Перуновы волхвы. А что отпустил жён в чужой род, так на это запрета нет, в своих жёнах каждый волен. Хотя, конечно, дело непривычное ни взгляду, ни уму, уж слишком большую власть взяли в Киеве ближники Ударяющего бога. Этак, если они боярскими вотчинами да родовыми землями начнут распоряжаться, то ни князей, ни бояр не надо. Получится нак у ятвягов, где кудесник Криве всем заправляет во славу Вельняса и шлёт своих мечников в грады за податью. Не с него ли Перуновы ближники решили брать пример?
Князь Владимир внимательно выслушал жалобы Басалая. По нахмуренному челу видно было, что Великий князь недоволен. Сидел он на возвышении в кресле, подперев подбородок рукой, а бояре томились вдоль стен на лавках. Князь Святослав был проще, и коли нужда заставляла посоветоваться со старшиной, то звал всех на пир и за чаркой слушал и умные, и глупые советы, ухмыляясь в вислые усы. Княж Ярополк и вовсе был прост в обхождении - когда бы не ввалился к нему боярин или ближний мечник, он обязательно его звал к столу. Добрым человеком был Ярополк, да видно по-доброму не усидишь на великом столе. А жаль. Много проще было жить старшине при Ярополке - и чести было больше и ласки.
