Пока из земель ливов выбирались в земли ятвягов, было у Изяслава время подумать о многом. А путь этот оказался труден. Сначала подмораживало, а потом развезло землю так, что кони в ней вязли чуть не по самые бабки. У Изяслава зуб на зуб не попадал, и в седле его качало от недосыпу и усталости. В другой раз Изяслав непременно простудился бы, а тут за две семидницы не чихнул ни разу, и даже сам себе удивился.
К возвращению князя в ятвяжский град по Двине уже пошёл лёд. А от всех окружающих земель послы заключили ряд, признав за Великим князем Киевским верховную власть и право взимать подати. И торговать здесь купцам киевским, новгородским и прочим с земель Владимиру подвластных, свободно, и никому не чинить им в том препятствий.
А про то, что Перуну в этих землях быть главным, Владимир даже не заикнулся. От Велнясовых волхвов он принял дары, и сам принёс жертву Рогатому богу. Вся бывшая в походе старшина призадумалась. А воевод Бирюча и Плещея на прощальный пир звали последними и сажали не по заслугам в конце стола. Можно было бы это принять за бесчестье, если бы ныне шло всё как прежде, но у Владимира свои доводы - тех, кого больше люблю, тех ближе и сажаю. К Ратше и Шварту давно успели притерпеться, а тут, извольте, новые ближники у Великого князя: боярин Басалай и совсем уж мальчишка Изяслав, сын Ставра. Воевода Добрыня и тот водит бровью на княжьи причуды, но помалкивает. А остальным прочим и вовсе перечить не с руки. Тем более что Владимир опять в удаче. Впрочем, в этом походе редкий мечник не разжился, а о боярах и говорить нечего. Ладьи до того перегружены, что вот-вот уйдут нырками под воду. А раз от князя старшине и дружине такой прибыток, то пусть почудит немного. Всё же годы его молодые, а оттого в характере вздорность.
Добрыня при расставании попенял слегка на эту вздорность Владимиру. И особенно на то, что бросили плешанского воеводу в чужой земле без поддержки. С этого каприза может приключиться большая беда.
Князь в ответ только передёрнул плечами:
- Эта земля теперь под моей рукой, а Волку на то и даны клыки, чтобы при нужде отбиться. А на ближников Перуна я зол - не испросив моей воли, они разорили Велнясов горд.
Добрыня на сестричада посмотрел с удивлением:
- Так тебе в этом только польза, князь. Уцелей Криве, чего доброго, пришлось бы ратиться не на шутку.
- Потому и спустил Волкам их напуск, что был он к моей выгоде, а иначе разговор пошёл бы совсем другой, - зло сверкнул глазами Владимир из-под надвинутой на лоб бобровой шапки.
Стояли на пристани, продуваемые ветром, от которого Добрыня ежился в своём теплом кожухе. А Владимир словно бы не замечал холода и щурился на дядьку синими глазами из-под нахмуренных бровей. Только тут понял Добрыня, что Владимир здорово изменился за два года и больше не нуждается в дядькиных советах. И наверное, к лучшему, что расстанутся они на ятвяжской пристани и один уйдёт в Киев, а другой - в Новгород.
На том и облобызались сердечно. Князь Владимир легко запрыгнул в ладью, и чёрная по весне двинская вода вспенилась от взмахов вёсел. А новгородский воевода долго ещё смотрел вслед уходящему киевскому войску, покачивая седеющей головой.
Внезапно наступившая оттепель, когда расслабившаяся после жёстких объятий мороза земля превратилась в липкое тесто, поставила Ладомира и его мечников в совершенно безвыходное положение. Сотня людей, затерявшаяся в чужом краю, где в сердцах кипела ненависть к разорителям, представляла собой слишком лёгкую мишень для оперенной стрелы из-за любого бугорка или ствола дерева.
- Надо брать первый же подвернувшийся под руку городишко и затворяться там до того, как подсохнет земля, - сказал Ратибор, ежась на пронизывающем ветру.
И действительно, стоять дальше в чистом поле рядом с головёшками Луцева городка было бессмысленно.
- А пленённых гони в шею, - подсказал Сновид. - Это их земля не пропадут.
Стояли вокруг затухающего костра, у полуобгоревшей стены, всей верхушкой дружины и говорили наперебой. Продовольствие на исходе, и кони вот-вот должны были попадать от бескормицы.
Ладомир предложению Ратибора внял, а Сновидово пока отставил. До ближайшего городка насчитывалось десять вёрст, но тот городок уже зорили и взять там было нечего. Туда отправили всех слабых и недужных из полона, всех детей и женщин из Луцева городка, для которых долгая дорога по раскисшим полям была смерти подобна. А остальных, сильных и здоровых, погнали вперёд, не давая поблажки.
- Да на кой они нам сдались, - возмущался Сновид. - Не о полоне нужно думать, а о спасении собственной жизни.
- Если к граду подойдёт сотня мечников, то никто ворота не откроет, - объяснил свою затею Ладомир. - А если подвалит тысяча, то не каждый рискнёт сражаться с такой силой.
В общем, так оно и случилось. Растерявшиеся от грозного виды прихлынувшей к стенам их града рати, ливы на требование плешанского воеводы открыть ворота ответили согласием. Здесь были уже наслышаны о судьбе Луцева городка.
Расторопные плешане в мгновение ока разоружили замешкавшихся ливов. Те наконец осознали свою ошибку, да было поздно - чужаки уже хозяйничали в городе. Городок был невелик, не более Плеши, но если вздумали бы брать его не хитростью, а напуском, то умылись бы кровью.
Всю старшину Ладомир собрал в доме местного боярина и рассовал по клетям под запоры. А остальным, сгрудив на площади, объявил, что если они вздумают бунтовать, то эту старшину он враз порешит. Стоял городок на реке и, видимо, в бойком месте, поскольку в домах имелись изделия не только новгородские и варяжские, но и фряжские и греческие. Плешане чужого не брали по той простой причине, что не знали, куда деть награбленное прежде добро. Весь боярский двор и ближние усадьбы были заставлены телегами, доверху набитыми добычей.
Дом, где остановился Ладомир, смотрелся обширным и не бедным. Тридцать человек разместились здесь без труда. Остальных расселили по соседям, ну и сторожей выставили на стены. Устроились с удобствами и в тепле, но рассиживаться здесь не было резону.
- Вот-вот с реки сойдёт шуга, - сказал Бречислав. - А на здешней пристани есть две ладьи, сядем на вёсла и поминай, как звали.
- А обоз? - спросил Войнег. - Князь Владимир и за полон, и за захваченное у Луца добро спросит с Ладомира.
- Да как же спросит, - возмутился Пересвет, - если не прислал нам ни подмоги, ни лошадей свежих, ни телег, как обещал.
- Может, потому и не прислал, чтобы потом спросить, коли вернёмся живы, - сказал киевский мечник Вилюга, уже здесь, в ятвяжских землях, вместе с двадцатью четырьмя своими товарищами вставший под руку Ладомира, как это и было обговорено с боярыней Людмилой.
И Ладомир с Вилюгиными словами согласился. У князя Владимира зуб и на плешанского воеводу, и на Перуновых Волков, оттого и поступил он с ними так подло. Но с Великого князя за подлость не взыщешь, а вот с воеводы за нерасторопство взыскать можно. И уж Владимир себе в этом удовольствии не откажет, даром, что ли, скалил зубы при расставании.
