- Так что же, по-твоему, да здравствует слабый князь? - удивился в очередной раз Владимир.
- Слабый князь - это разорение государства. Да и не удержится слабый человек на вершине власти, и непременно будет сметён более сильным. И хорошо, если это произойдёт без большой крови и порухи.
- Выходит, куда не кинь, всюду клин?
- Твёрдость государя должна опираться не на каприз, а на право, освещённое свыше, вот тогда эта твёрдость становится благом, поскольку согласуется с законами небесными, а не с земным произволом.
- Иными словами: князю не усидеть на великом столе, если не подсобят боги?
- Истинный Бог один, Великий князь, а все остальные - ложные.
Грек произнёс последние слова гораздо тише, чем предыдущие, и произнёс с большой опаской и смущением, словно боялся прогневить ими князя. Но Владимир к словам Анкифия остался равнодушен - то ли не счёл их оскорбительными, то ли посчитал, что не купцу судить о делах небесных.
- Каждое племя, Анкифий хвалит своих богов и им кланяется.
- Если племена кланяются разным богам, то не жди единения, - произнёс грек уже громче. - Как же им признать единую власть на земле, если её нет на небе.
- На землях русичей Перун главный средь богов, - насупил брови Владимир.
- Главный, но не единственный, - то ли согласился, то ли возразил Анкифий.
И в словах его Владимиру почудилась правота. Перуну-то не все и не всегда кланяются, да и капризен бывает иной раз Ударяющий бог, может и на рати обнести победой и оставить без дождя иссыхающие поля. А кроме Перуна есть ещё и Хорс, и Даждьбог, и Велес, а у каждого рода свои божки и пращуры, которых тоже не обносят поклонами. Перун - главный среди богов, князь среди старшины. Главные, но не всевластные. И в этом все беды на землях русичей. Племенная старшина уверенно сидит на своих землях и слово её повесомее слова Владимира. На многих землях, что платят дань Великому князю, и не знают толком, кто там, на великом столе - Ярополк или Владимир, подчиняясь только силе. Но сила может иссякнуть в одночасье по воле капризных богов.
Владимир махнул рукой, отпуская грека, а сам поднялся с кресла и прошелся по скрипучим половицам, разглядывая расписанные яркими красками стены. Выходит, у Царьградских правителей палаты получше, чем у Великих киевских князей. Любопытно было бы взглянуть на те каменные терема. Но не гостем же торговым отправляться Великому киевскому князю в чужой стольный град, а для того, чтобы соколом пасть на византийскую грудь, силёнок пока маловато. Разве что пройтись по византийскому охвостью, как это делал в своё время князь Святослав с большим для себя прибытком. Взять-то взял, но не удержал и сгинул где-то на днепровских порогах.
Князь Владимир пока удерживает взятое, но что будет потом - что останется, когда он уйдёт в страну Вырай? Век человеческий короток - грёб, грёб под себя, а потом всё рассыпалось прахом. Сыновьям оставить наследство, чтобы помнили и поминали добрым словом удатного князя Владимира? А удержат ли сыновья то, что будет без конца рассыпаться у них в руках? Каждый будет дуть в свою дуду, понукаемый племенною старшиною, пока не перессорятся и не передернуться между собой, как это случилось с Олегом, Ярополком и Владимиром. Обычаем дединым живём да милостями капризных славянских богов, которые то дают силу князьям, то отбирают. А грек говорил о какой-то небесной правде, о едином для всех законе. Законе, данном свыше, который для всех обязателен. А если ты против закона, то и против бога и против всего установленного им миропорядка. Вот так бы и на землях русичей, чтобы правда, изречённая князем, и после его смерти осталась руководством к действию. А иначе смысла нет в трудах Владимира. И в чём тогда смысл княжеской власти? Чтобы потешить самолюбие? Чтобы восторжествовать над ближними и дальними? И ради этого - кровь, кровь, кровь. Бесцельное пролитие крови, поскольку оно ничего не даёт даже князю Владимиру, которому всё равно уходить из этого мира, бросив все свои нажитки. Правда, волхвы говорят, что на крови растёт сила Перуна. Но когда иссякнет вся кровь на земле, кончится и сила Ударяющего. Так какой же смысл в служении ему? Люди смертны, а вслед за людьми умирают их боги. И в результате их общих усилий остаётся пустота.
Часть третья
Падение богов
Глава 1
Куцаево подворье
Утро для боярина-воеводы Куцая выдалось даже не беспокойным, а совсем уж заполошным. Вырвавшийся во двор подсвинок всколыхнул заспавшихся челядинов, и их дружный ор по поводу начавшейся охоты буквально вырвал Куцая из жарких объятий жены Забавы и вытолкнул на крыльцо босым и без порток. Почудился воеводе с пересыпу то ли напуск, то ли погром. А когда продрал глаза да разобрался в чём дело, то такая ярость его обуяла, что хоть ложись да помирай. Как был в одной рубахе, так и ступил на земь, поливая на чём свет стоит избаловавшихся вконец холопов. Десять здоровых лбов и толстомясых баб кучей метались по обширному двору, а подсвинок уходил без труда меж растопыренных рук и ног. У Куцая долго смотреть на дуроломов не достало ни сил, ни терпения. Может, и не по чину воеводе и наместнику Великого князя в радимецких землях самолично брать за копытца свиное рыло, но ведь более дело справить было просто некому.
Зевающая в полный рот Забава тоже вышла на крыльцо, посмотреть на молодецкую потеху. Очень может быть, что её появление и отвлекло боярина на мгновение от подсвинка, по которому он таки промахнулся рукой, а угодил уж совсем в непотребство, запачкав при этом не только руки, но и рубаху. И от этой незадачи Куцай затрясся в неистовом гневе.
- Сулицу мне! – заорал он охрипшим от лая голосом. – Зажрались, дармоеды!
Услужливый Лепок птицей слетал в подклеть и сунул ошалевшему от утренних передряг боярину короткое копьё.
Не было прежде случая, чтобы воевода Куцай с десяти шагов промахнулся в цель, а тут славно бес какой-то толкнул под руку. Сулица, пролетев над ухом всё у того же Лепка, угодила в большую корчагу с медом, который только-только туда слили. Корчага разлетелась вдребезги, мёд потёк, мешаясь с свиным дерьмом, а у Куцая в глазах потемнело.
- Запорю, - заорал он истошным голосом, хотя винить в случившейся неудаче было некого.
- Да будет тебе, боярин, - потянула его за рукав спустившаяся с крыльца Забава.- И охота, право слово, себя распалять, пущай его холопы ловят.
Тут только Куцаю пришло на ум, что занялся он действительно не своим делом. Где это видано, чтобы боярин-воевода гонялся за подсвинком? А во всём виноват хмель - перебрал вчера на пиру воевода Куцай, оттого и встал по утру заполошным. А тут ещё этот свинячий визг прямо-таки ножом по ушам и сердцу. А мёду-то сколько сгубил, паразит, уму непостижимо.
- Чтоб сегодня же мне его подали на стол, - смачно плюнул в сторону подсвинка Куцай. - С тебя, Лепок, спрошу в первую голову.
Челядинки расстарались, смывая с воеводы чужие следы, но запашок остался, теперь уж видно только баней удастся его отбить. Ор во дворе ещё продолжался, но воевода уже вошёл в достоинство и не рвался на подмогу холопам. Принял Куцай чарку из рук жены и как-то сразу полегчало, а потому на вошедшего Лепка взглянул благодушно:
