– Надо добраться до Самуила, – тихо вымолвил Владислав, один из таких же, как и Петр, проводников воли Рима. – Нам не простят, если упустим.
– Может, все же хватит и головы византийского императора? – Мало, Добронрав! – сорвавшись, повысил голос Петр-Бранивой. – И переговоры вести нельзя, и не вести не получится. Куда ни кинь – везде клин. Даже бежать некуда. Руки наших хозяев везде, где их храмы. А если к тем, кого… Еще быстрее прикончат, узнав, кто мы есть.
– Тогда остается использовать переговоры как щит. И ударить резко, неожиданно, – процедил мрачный, словно грозовая туча, Ладимир, в крещении Федор. – Среди моих славян-язычников мало, больше простые наемники. Они все сделают, ожидая хорошую добычу. Сказать, что на телах Самуила со свитой и Хальфдана возьмут много золота. Больше, чем на ромеях…
– Не на теле Хальфдана, – поморщился Владислав. – Только не на его, он нужен им!
– Безразлично, – отмахнулся Федор-Ладимир. – Главное, что у меня, Владислава и Добронрава больше наемников, чем венедов. У Радко примерно поровну, и лишь у тебя, Бранивой, да у Яросвета наймитов меньше. Думайте сами, как это решить, я уже свое сказал.
Предложение «думайте сами» было довольно лукавым по сути своей. Выбора-то особо и не было – Рим не любит, когда его поручения не выполняются в полной мере. А если уж придется оправдываться, напирать на то, что для выполнения приказанного было сделано все и даже более. Так что… славянами-язычниками предстояло пожертвовать. Но сделать все это так, чтобы те до последнего момента не догадались о планах своих мнимых вождей. Благо что на всякий случай имелись договоренности с наемниками иных племен. Нужно было только дать тем знак.
Время ждать не любит. Особенно когда враг, вывесив знак призыва к переговорам, одновременно готовится к тому, чтобы сесть на корабли. Да и отплыть восвояси. Вон, два драккара уже подошли к берегу, с них даже спущены мостки для более быстрой посадки воинов на борт. Правда сама посадка еще не началась. Все понимают, что начало станет концом недолгого затишья, сорвет саму возможность разговора.
Петр, уже отдавший нужные распоряжения, зная, что остальные пятеро сделали то же самое, смотрел, в сторону переговорщиков, которые самую малость выдвинулись из плотного построения варягов. Точнее сказать, переговорщик был всего один, остальные так, охрана при нем. Но этот самый «один» был узнаваем. Не в лицо, но по доспеху и еще одной примете. Уши у него не сказать что полностью отсутствовали, но были изрядно… укорочены. Одни говорили, что отрезали, другие – отморозил во время особо лютого холода в набеге. В любом случае, именно они дали тогда еще вольному варяжскому князю прозвище Карнаухий. Ратмир Карнаухий, один из ближников князя Хальфдана Киевского, вот кто вышел говорить от имени своего князя. Он даже не смотрел в сторону Радко, которого Петр-Бранивой с остальными избрали в качестве принимающего на себя самый большой риск. Под прикрытием наемников, но все равно.
Но Ратмир Карнаухий обратил на Радко внимания не более чем на стоящий в лесу дуб. Ну стоит, ну так и что с того? Самое место ему там, вот и нечего на него взор переводить. Поважнее виды есть. А еще были слова, которые он сразу обрушил не только в сторону Радко, но и на всех, до кого могла дотянуться сила его пусть хриплого, но звучного голоса:
– Может, я брежу, но почему-то кажется, что меж Русью и венедскими племенами нет вражды! Союз есть, а вражды нет. И вдруг мой князь Хальфдан Мрачный видит, что на нас нападают те, кто с нами одной крови, одного языка, одной веры. Венеды, дети тех же богов, что и мы… Вы что, ума-разума лишились или вам его кто-то помутил?
Радко пытался было что-то говорить, но голосина Карнаухого не давал вставить ни одного слышимого слова. Вот этого Петр-Бранивой никак не мог учесть. И подать прямо сейчас знак наемникам ударить как по варягам, так и раньше всего в спину венедам, было… рано. Еще не все было готово для этого. Но совсем скоро… Наемники ударят, как только поймут, что готовы. Лучше их не торопить. Впрочем…
– Самуила, царя болгарского, хотите получить, да? – хоть Карнаухий и орал во всю глотку, напрочь заглушая Радко, но вот сам не упускал сказанное им. – Понимаю, что хотите его голову, да без остального тела. Но вам ли это нужно, венеды? Или тем, кто использует вас, вашими руками пытается горячие угли загребать. Мертвый Самуил вреден Руси, да и вам никакой пользы не принесет. Это не мои слова, я сейчас голос своего князя. Хальфдан Мрачный честен с теми, кого считает своими друзьями. Или то вам неведомо? Если же ведомо, то не венеды вы, а слуги тех, кто ни вашим племенам, ни Руси другом никогда не был и ни за что не станет. Бросьте попытки напасть на нас, нечего зря кровь лить. Мы сейчас погрузимся на драккары, а те из вас, кто хочет говорить, пусть тоже поднимутся на палубу. Там и обсудим, кто вас на столь глупое и вредное надоумил. Может, тогда глаза то и откроются! Ну, венеды? Умеете ли вы думать или же хотите, чтобы вас как тупое стадо гнали на бойню, умирать ни за что ни про что?
Неприятные, опасные… верные слова для того, чтобы заставить славян-язычников всерьез засомневаться в правильности того, что творится вокруг. Ведь венеды не были наемниками, они пришли сюда сражаться за то, что считали правильным, идущим на пользу делу освобождения из родных земель от владычества империи. А тут… Убить ромейского базилевса, болгарского царя – это укладывалось в ощущение верных поступков. Изобразить угрозу князю Хальфдану. Но большого вреда не наносить – то тоже понять было можно. Воинские хитрости, без них никуда. Зато атаковать уже варяжский хирд, положить многих своих и варягов, по сути воевать с союзным венедским племенам правителем с риском убить его самого… ради чего? Ради головы Самуила, которого этот самый союзник сейчас защищает, которому он нужен для каких-то дел? Причем дела эти ну никак к венедам не относятся и угрожать не могут по причине немалой удаленности болгар и собственно венедов.
Неудивительно, что, чуя серьезные неприятности, Петр-Бранивой был просто вынужден дать знак о начале атаки. Тот самый знак, который повторили и остальные вожди с двойным дном в душе, внешне радеющие за свой народ, но внутри уже давно и с потрохами продавшиеся Святому Престолу. И началось…
Глава 8
Июль (червень), 989 год. Болгария, берег Дуная
Громко орет Ратмир Карнаухий. Хорошо орет! Да не просто так, а все по делу, правильно, находя нужные слова. И чувствуется, что часть людей его начинает не просто слушать, а прислушиваться. Та часть, которая относится к славянскому роду-племени.
А вот переговорщик с их стороны явно злобится, пытаясь вещать о необходимости выдать им Самуила живым или мертвым, но понимая, что его требования никому не нужны, не важны и уж точно не интересны. Ратмир сейчас лишь рупор, через который передается пожелание разойтись миром, причем без претензий с нашей стороны и даже с желательностью последующего разговора.
И только я позволил себе осторожный оптимизм насчет результата этих даже не переговоров, а скорее агитации, как внезапно…
Они ударили! Явно не спонтанно, повинуясь полученному приказу. Причем сперва даже не по нам, а по своим. Одна часть наших противников ударила в спину другой части. Хана переговорам!
