– Обмывать будем? – пошутил я. И чуть не пожалел о сказанном.
Иван схватился за голову, замычал.
– Нет, не сегодня, слышать о выпивке не могу – ажно тошнит.
К вечеру Иван, я и Федор отошли, скромно попили чаю с баранками.
Следующим днем я с Федькой обошел пешком город. Было интересно посмотреть – не изменилось ли чего? По возвращении домой, в Вологду, Лена точно будет расспрашивать о родном для нее городе. За время моего отсутствия город не изменился, знакомых я не встретил, а специально заходить в кремль не стал.
Дабы не обременять хозяина, мы стали собираться в обратную дорогу. Осень на носу – хорошо, если сухая будет, а если дожди зарядят? На иных дорогах кони по брюхо в грязь уходят. Поэтому следующим днем мы и выехали, тепло попрощавшись с Иваном.
Ехали мы не спеша – то на рысях, то шагом, давая коням отдохнуть, все же путь предстоял дальний, однако к вечеру тридцать верст проехали. Так и пошло – днем ехали, а к вечеру заворачивали на постоялый двор.
Недалеко от Владимира в уже надвигающихся сумерках на перекрестке дорог свернули на вовремя подвернувшийся постоялый двор. В воротах столкнулись с другими постояльцами, ехавшими допрежь навстречу. Кони сшиблись.
– Куда прешь, скотина! – заорал всадник и огрел Федьку плетью. Я в ответ не замедлил пустить в ход свою плеть, отстегав нахала, – бить чужого холопа не позволено никому, только хозяин мог наказать слугу. Неписаные правила однозначно расценивали сей поступок незнакомца как оскорбление хозяина.
Ко мне подъехал на коне вальяжного вида молодец с едва пробившейся бородкой.
– Ты кто таков будешь? Я – боярских детей, Алексей Анкудинов, – гордо заявил всадник.
– Я – Георгий Михайлов, боярин вологодский. Извиниться за своего холопа не желаешь?
Добрый молодец слегка сник, но гордыня не позволяла признать неправоту.
– Он конем моего холопа сшиб.
– Не лги, я видел, тем более – твой холоп поднял руку на моего.
– Извини, – процедил молодец сквозь зубы и въехал во двор.
Прислуга приняла от нас коней, мы занесли вещи в комнату и спустились в трапезную. Народу было немного – степенные купцы за столом, за другим – люд явно мастерового вида. В углу уже сидел молодой нахал с тремя своими слугами. Мы с Федькой уселись подальше от них. Ссоры мне ни к чему, но обиды спускать я не намерен.
Мы заказали еду, а пока половой принес нам кувшин пива и карасей, жаренных в сметане. В углу сразу же заказали несколько кувшинов вина. Ему только вина и не хватало – и так заносчив и задирчив сверх меры.
Слуга принес нам гречневой каши, жареную курицу, все поставил на стол и опрометью бросился за пряженцами с квасом. Сидевший на краю скамьи один из слуг боярского сына подставил ногу, и половой упал, разбив лицо. Трактирщик неодобрительно покачал головой, но пенять гостям не стал.
Голоса за этим столом звучали все громче. Сидевшие по соседству мастеровые, явно почуяв сгущавшуюся атмосферу агрессии, быстро расплатились и ушли. Федька тоже было дернулся уйти, но я приказал:
– Сиди и ешь спокойно, я боярин, а не смерд.
Сидевшие за столом молодые нахалы стали осмеивать купцов. Пожилой купец возмутился:
– Ты бы уважал мои седины, недоросль.
– Как ты меня назвал, пень трухлявый? – привстал из-за стола боярский сын.
Мне надоело смотреть на выходки пьяной компании. Почему постояльцы должны терпеть поношения? Из оружия у меня были только нож на поясе да кистень в рукаве. С боевым оружием приходить в общественное место было не принято.
Я встал, подошел к столу забияк.
– Сам извинишься перед купцом или тебя принудить?
– Да кто ты таков? Боярин из худородных, что…
Он не успел договорить. Себя поносить я и раньше не позволял. Я резко выбросил вперед ребро ладони и ударил его в шею. Нахал обмяк, осел на лавку. Холопы его вскочили, схватились за ножи. Я бросил кистень в ближайшего ко мне холопа, угодив ему в локтевой сустав. Холоп взвыл от боли, уронив нож. Со мной рядом возник Федор с ножом в руке. Нас было двое против двоих оставшихся холопов, но за мной – перевес. Я – боярин, пусть и не знатного рода, а он – всего лишь холоп. В любом суде мое слово весомее будет. Да и позиция для драки у них проигрышная – они сидят на лавках за столом, из-за которого еще выбраться надо, я же – на ногах.
Холопы задвинули ножи в ножны.
– Так, берете своего недоросля и все – вон с постоялого двора, не то рассержусь, тогда пожалеете. Хозяин! Сколько они задолжали за еду?
– Две полушки.
Я указал на холопа:
– Отдай деньги!
Он кивнул на боярского сына:
– У него деньги.
– Так возьми.
Холоп открыл поясной кошель, отсчитал хозяину деньги.
– Выводи своих коней, забирай хозяина и катитесь отсюда, куда хотите, чтоб духу вашего здесь не было.
Холопы молча поднялись, подхватили под руки молодого боярина и вывели его из трактира.
Мы уселись за стол, доели и допили. А как же? Нам завтра в седло, чай – не дома, кушать надо. Мы расплатились с трактирщиком.
– Господин хороший! Поостерегся бы ты. Знаю я эту публику. Мстить будут.
– Подавятся – не таким рога обламывал.
Трактирщик лишь пожал плечами – мол, я предупредил, мое дело маленькое.
Купцы тоже встали из-за стола, подошли, поблагодарили.
Мы отлично выспались, поели щей с пирогами, творожных ватрушек с парным молоком, сели в седла и выехали со двора. Уже проскакали версты две-три, как Федька предупредил:
– Боярин, не иначе – впереди засада, вчерашние забияки мстить собрались.
– С чего решил?
– Смотри сам – впереди, за поворотом, птицы над лесом летают. С чего бы? Кто-то вспугнул.
– Приготовься, коли с оружием они – руби сразу, не жди, когда они нападут.
И точно – только мы проехали поворот, как увидели посреди дороги стоящего коня и на нем – боярского сына. Он оглаживал рукой обнаженную саблю, лежавшую поперек седла. Холопов рядом с ним не было.
– Федька, холопы наверняка в лесу – сзади нападать будут, присмотри.
Когда мы сблизились, противник мой тронул коня и стал разгонять его. Сабля в его руке была наготове для удара.
Я выхватил обе сабли, провернул в руках. Увидев перед собой обоерукого, противник мой как-то замешкался, но расстояние было уже столь мало, что уйти в сторону или просто остановиться он не успевал. Недоросль взмахнул саблей и остался без руки. Убивать я его не стал, пожалел – русский все-таки, но руку с саблей отсек, чтобы всю жизнь помнил урок.
