Я подхарчился купленной провизией и улегся спать. Силы мне сейчас нужны: энергии трачу много, а харчи скудные. Одно радует – лето, тепло, под каждым кустом – ночлег. Не то что осенью – холодно, дожди, грязища.
Утром, подобравшись поближе к бивуаку, я татарского лагеря не обнаружил – уже снялись и ушли. И чего вам неймется? Я направился за ними, благо след проглядеть было невозможно.
Вдали показалось село. Основной отряд татар обошел его стороной, а малая часть – около полусотни – принялась штурмовать село. С единственной церкви раздавались частые удары колокола, поднимая жителей на защиту.
Село не очень большое – дворов шестьдесят, дома сплошь деревянные; село окружено бревенчатым тыном, слабеньким, надо сказать. Больше для очистки совести и от диких зверей, чтобы кабаны огороды не вытоптали да волки зимой живность домашнюю не подрали. Для татар это – не препятствие.
Защитники уже маячили за стенами, пуская редкие стрелы. Татары окружили редкой цепью село и стали пускать на дома стрелы с зажженной паклей. В разных местах занялись пожары. Бабы и дети бросились их тушить. Защитники тоже отвлеклись – ведь их дома горят.
Зажегши село, татары собрались вместе – видимо, начальник их отдал команду, потому что кони образовали круг, – пустили коней и стали метать копья в деревянные стены. Копья глубоко входили в старые бревна, и когда последний всадник бросил свое оружие, на внешней стороне тына образовалось нечто вроде лестницы. Татары на ходу, с лошадей, прыгали на копья и по ним лезли вверх, как по шведской стенке. Сейчас бы их кипяточком сверху полить или смолой, да не успели защитники подготовиться, слишком уж внезапным было нападение. Хорошо еще, что ворота успели закрыть вовремя.
Татары уже перевалили через тын, сбив защитников, и теперь сеча кипела у ворот. Прорвавшиеся через ограду татары пробивались к воротам, чтобы открыть их и впустить конных.
Татары одолевали, ряды защитников таяли на глазах. Конечно, татары только и умели, что воевать, а среди защитников были одни крестьяне да ремесленники.
Я зашел сбоку, где меня не было видно, прошел сквозь бревна тына и помчался к воротам. С ходу врубившись в бой, я уколом в живот убил одного татарина, срубил руку по плечо другому. Татары сразу сориентировались, и на меня набросились трое. Они умело закрылись щитами и начали окружать меня со всех сторон.
Я выхватил и второй клинок, испанский. Щита у меня не было, и я вынужден был действовать и левой рукой. Дзинь! Мой клинок перерубил татарскую саблю. Не дав татарину опомниться, я ногой поддел край щита, его верхний край ударил татарина в лицо, а я правой рукой взрезал его живот поперек, выпустив кишки. Краем глаза уловил движение справа, пригнулся и широко, на вытянутую руку, сделал саблей полукруг, перерубив нападавшему ноги. Дико заорав, он упал. Я прыгнул ему на грудь, услышав, как захрустели ребра, оттолкнулся от тела и подпрыгнул, использовав упавшего как трамплин или подкидную доску. Третий татарин не успел прикрыться щитом, и я вогнал саблю ему сверху в основание шеи, погрузив лезвие по самую гарду. Ударил фонтан крови.
Выдернув саблю, я повернулся к воротам. Там двое татар насели на мужика с топором. И жить бы мужику недолго, если бы не я. Подскочив сзади, я снес нападавшему татарину голову, второго удачно ударил по руке, отрубив кисть с саблей.
Я завершил дело, уколов татарина в грудь. Перед воротами лежала куча убитых – наших и татар. Больше здесь чужих не было, но и из защитников ворот в живых остался один мужик с топором, свирепо вращавший глазами и заросший волосом по эти самые глаза.
– Благодарствую! – выдохнул он.
– Некогда, на стену!
Мы полезли по лестнице на тын. Татары, не дождавшись, когда отворятся ворота, всей сворой кинулись вправо. Там тын был пониже, и редкие защитники на стене не могли оказать сопротивления.
Татары снова стали поджигать стрелами село. Дома вспыхивали, как спички. Пожар уже было не потушить. Видно, озлобились: не смогли взять пленных и трофеев, положили у села десяток своих воинов, так решили отомстить. Или жители сами, спасаясь от огня, выйдут из-за тына, или сгорят в огне. Ситуация была критическая.
Перед воротами гарцевали лишь двое татар, поставленных как заслон. Зато с другой стороны села доносился шум боя. Мужик оглянулся, сказал:
– Зять у меня там! – и побежал к сече. Я остался один.
Татарин, завидев мою голову, прокричал:
– Эй, урус, выходи, рабом будешь! Коли не сдашься… – Он красноречиво провел рукой поперек горла.
Ах ты, собака недорезанная. Я обозлился, приподнялся над бревнами и пустил в татарина огонь с руки. Он вспыхнул как факел. Тут же я поджарил второго, который от ужаса перед увиденным даже не попытался ускакать. Теперь оба валялись на траве, пытаясь сбить пламя. Нет, не получалось, горело сильно, и вскоре оба затихли. Тогда чего я здесь торчу?
Я спустился по лестнице и побежал на другой конец села. Здесь татары действовали по-другому. Они набросили аркан на бревна тына и, привязав другой конец к седлу, пытались повалить бревна. За тыном давно никто не следил, бревна подгнили и не выдержали. Сразу два бревна рухнули, и в узкий пролом хлынули татары.
Даже если татар осталось три десятка, в горящем селе не удержаться, тем более что защитники практически погибли все.
Я с горечью оглядел село, прошел сквозь бревна тына. Один я не смогу противостоять татарам. Надо уходить.
По ту сторону тына гарцевали несколько всадников. Один сразу помчался ко мне, решив, что я спрыгнул со стены. Он наклонил копье, сабли в руках не было. Я опустил обе руки вниз с зажатыми в них клинками. Сейчас я был зол, расстроен, и лучше бы татарину и дальше гарцевать поодаль. Но он сам выбрал свою участь.
Когда до лошади оставалось всего ничего и копье должно было коснуться моей груди, я изо всех сил подпрыгнул и завращал обоими клинками. Звук был как у пропеллера – низкий, шипящий. Татарин просто распался на кровавые куски. Увидев бесславную смерть своего нукера, двое из оставшихся пустили коней вскачь. Копий у них не было, видимо, еще торчали в стене у ворот, оба размахивали саблями. Колчаны болтались сзади, крышки откинуты, а стрел нет. Поизрасходовали, зажигая село.
Не домчав до меня метров двадцать, они разделились, обходя с двух сторон. Если успею увернуться от одного, второй сзади нанесет смертельный удар. «А хрена вам!» – во мне и так все клокотало, как в перегретом котле. Я выбросил вперед руку, метнув огонь. Всадник вспыхнул и заорал. Второй заметил мой трюк и попытался остановить коня, но инерция не позволила этого, и конь все-таки встал в двух шагах от меня.
Испанским клинком я ударил коня снизу по шее – до татарина просто не смог дотянуться и, когда конь стал заваливаться набок, а татарин попытался с него соскочить, уколол его в бок. Удар пошел вскользь, и татарин смог вскочить на ноги, но обернуться ко мне не успел – я перерезал ему шею. А не фиг было на меня кидаться. Я вам не мальчик для битья.
