– Давно?
– Около получаса.
Время Лена уже умела различать по часам, что я купил по случаю на торгу, за большие деньги. Часы были велики, чтобы их носить, и показывали время дома.
Я связал разбойникам руки – так оно надежней, вывел во двор мужика, привязал его к столбу в конюшне. Туда же перенес второго, до сих пор лежавшего без сознания. Заросший бородой мужик – «гамадрил», как я его назвал, смотрел на меня с ненавистью.
– Ты глазами не зыркай – не испугаешь. Ты тать – у меня двое видаков, я тебя в своем доме поймал, так что – убью, и рука не дрогнет, и никто не сможет меня попрекнуть, что не по «Правде». Понял?
– Понял. Чего же сразу жизни не лишил?
– Поговорить хочу.
– А я – нет.
Я врезал ему кулаком по печени – очень болезненно, отрезвляет.
– Так как насчет поговорить?
Мужик сплюнул мне под ноги. Ладно, не боишься боли – воздействуем морально.
Я поискал в ящике – ага, нашел. Вытащил на свет божий мешочек, осторожно вытряхнул из него змеиную голову. Давно она тут лежит, с прошлого года, когда змея вонзилась Ивану Крякутному в сапог. Может быть, и яд уже действовать перестал? Сейчас проверю. Я взялся двумя руками за голову – в том месте, где у всех других тварей уши, сдавил. Челюсть открылась, показались клыки. Я поднес голову к лицу мужика. Он не на шутку струхнул – аж побелел, глаза округлились.
– Ты что же это удумал?
– А сейчас змея тебя цапнет, яд в кровь попадет – в страшных муках умрешь.
Лоб мужика покрылся потом.
– Убери мерзкого гада, спрашивай.
– Ты зачем в дом мой забрался?
– Известно зачем – за деньгами.
Ну, это я и сам понял.
– Ты кто таков?
– Митрофаном тятька назвал.
– Из чьих?
– Был в закупе, деньги собрал – ноне свободный.
– Чего на грабеж пошел?
– Дык, за брата помстить и деньги его забрать, кои ты неправедно присвоил.
Я задумался. Конечно, я лишал жизни многих, но деньги себе не присваивал – это точно.
– Фамилия у тебя есть?
– Терентьевы мы.
Опять неувязка. Не слыхал про такого.
– Мужик, ты, часом, не ошибся, точно меня искал?
– А то!
– Кто твой брат?
– Филька Ослоп.
Теперь все прояснилось, а то – Терентьевы.
– Подожди, тогда Ослоп почему?
– Кличка то, не фамилия.
– Знаешь, что брат твой единоутробный душегубствовал?
– Как не знать – меня с собой звал, только не могу я людей убивать – грешно.
– А грабить, значит, не грешно?
Мужик потупился.
– Как ты узнал, что это я казну у брата отобрал и деньги стрельцам вернул? Это ведь их жалованье за два года, и сундучок с деньгами Филька забрал, убив охрану из восьми стрельцов.
– Слышал про то – на казну не претендую. А токмо как про пожар услышал, пришел на пепелище. Кости нашел, и более ничего. Я ведь знал, где братец деньги хранил, а в подвале пусто. Так и решил, что кто казну стрелецкую забрал, тот и остальные деньги унес.
– Правильно решил, башка у тебя работает. А меня как нашел?
– Чего же здесь хитрого? Кабы разбойники взяли, уж кутили бы вовсю. Я людей поспрошал – мне про подводу с бочками и рассказали. Так до Нижнего и добрался, а здесь каждый нищий на углу знает, кто стрельцам их казну возвернул. А остальные деньги себе прикарманил, – обиженно закончил мужик.
– Ошибаешься – все ценности, как есть, я в храм отдал. Неправедно собранные это деньги, кровь жертв безвинных на том злате-серебре.
Мужик слушал, открыв рот.
– Не верю.
– А мне все равно, веришь ты или нет – вот посажу тебя на кол и буду любоваться, как ты медленно подыхаешь.
– Ты же обещал в живых меня оставить.
– Это когда же – что-то я запамятовал, что обещание тебе давал. Этот – кто?
Я слегка пнул молодого парня.
– Приблуда, по дороге познакомились. В Нижний на работу наниматься шел – плотник он.
– Видишь, парня в плохое дело втянул. Ладно, не буду тебя жизни лишать.
Мужик обрадовался.
– Так ведь я и не сказал, что отпущу. Сдам тебя страже, пусть суд решает.
Митрофан сразу увял лицом.
Я взял из денника ведро воды, вылил на молодого. Тот очухался, открыл глаза.
– Где это я?
– В конюшне.
– Как я сюда попал?
– А ты не помнишь? Вставай! Хватит лежать!
Парень поднялся, увидел Митрофана.
– Говорил же, дядько Митрофан, – плохое дело.
– Так и не ходил бы – я не заставлял.
Я связал обоих веревкой, ножи взял в руки.
– Пошли.
– Куды?
– В поруб, а там, как посадник решит.
Мы вышли из дома, на нас глазели прохожие. Я довел их до крепости, спросил стрельцов:
– Посадник у себя?
– Нет его, уехамши.
Вот незадача. Надо к дьяку идти, Елисею Бузе, объяснить ситуацию. На мое счастье, дьяк оказался на месте. Он внимательно меня выслушал, кликнул стражу. Обоих грабителей увели.
– Жди, думаю – недолго, как суд назначат, я пришлю за тобой. Только с видаками приди, дело серьезное.
– Буду.
Я простился с дьяком и пошел домой. Васька и Елена уже отошли, вовсю обсуждали происшедшее. Я предупредил, что на суде придется выступить видаками.
Васька с Ленкой переглянулись.
За ужином малец непрерывно болтал:
– А он ему как даст по голове! Здорово! А ты мне потом покажешь, как драться?
– Вася, постарше будешь – покажу. А теперь никому об этом не говори.
– Даже мальчишкам на улице?
– Никому – даже мальчишкам, это наша с тобою тайна.
А в полдень ко мне уже пришел посыльный:
– Собирайся на суд и видаков возьми.
Чего мне собираться? Только подпоясаться. Нет, пожалуй, оружие с собой не возьму. Не положено на суд с оружием, только ножик обеденный на поясе.
Мы пошли все – я держал за руку Василия, рядом шла Елена.
На площади в крепости было уже полно народа. Шел суд над вором, укравшим у крестьянина корову. Суд быстро закончился – злоумышленника приговорили к вире и битью кнутом.
