В Нижнем до такого пока не дошло.
Я подъехал к воротам. Стрельцы сидели у костра, несли службу. Заслышав перестук копыт и завидев лошадь с повозкой, стрельцы поднялись, приблизились, держа бердыши на изготовку.
– Кто здесь?
Я спрыгнул с телеги, подошел, специально стараясь попасть в свет костра, чтобы они видели лицо. Стрельцы узнали, остановились в нерешительности, но бердыши все-таки забросили за спины. Подошел старший дозора, тихо переговорил со стрельцами, приблизился ко мне.
– Не положено ночью.
– Знаю, служивый, нужда гонит.
Старший дозора кивком головы подал знак стрельцам, они вернулись к костру.
– Указание было – не выпускать тебя из города, коли случиться увидеть – хватать и вязать, как татя. Здорово ты посаднику насолил чем-то. Ладно, доброе дело забываться не должно. Стрельцы за тебя просят, а посадник для меня не командир. Только помни – ты здесь не проезжал, мы тебя не видели.
– Спасибо, век не забуду. Звать тебя как?
– Афанасием батя назвал.
– Может, еще и встретимся.
Старший махнул рукой, одна створка ворот открылась, и мы выехали из города. Стрельцы сидели вокруг костра, как будто ничего не произошло.
Я хлестанул коня, и мы затряслись по дороге. Как уж конь эту дорогу видел и мы не съехали в какую-нибудь канаву – неизвестно, ведь вокруг была такая темень – хоть глаза выколи.
Лена и Васька вскоре уснули, покачиваясь на мягких узлах с одеждой. Я же не смыкал глаз, погоняя коня.
Забрезжило утро. Я выбрал место для отдыха, загнал телегу в лес, на поляну, выпряг коня. Пусть попасется и передохнет. Конь – не мотоцикл, ему есть и отдыхать надо.
Утомленные дорогой Лена и пацан спали, тесно прижавшись друг к другу – все-таки по утрам уже было прохладно. Я снял с себя кафтан, набросил на спящих. Сам нашел ручеек, умылся. Холодная вода взбодрила. Вытащил из рукава рубашки свою самодельную карту. Жалко, что в основном на ней был план местности к западу и югу от Нижнего, а на север карта обозначала землю с реками и дорогами не более чем верст на сорок. И то хлеб.
Кстати, впопыхах, собирая вещи, мы и не вспомнили о еде. В придорожных трактирах и харчевнях, а также на постоялых дворах столоваться не хотелось по той простой причине, что если нас будут искать, то эти места посетят в первую очередь. Черт, как все нескладно получается – денег полно, а кушать нечего.
Насчет денег – я прикинул в уме – получалось много. Мешочек с медяками – то доход от паромов; серебро, перелитое мною в слитки гривен – как будто бы заранее знал, а также золото в изделиях – кольца, перстни, цепочки, кубки, потиры, ендовы. Это – не считая оружия драгоценного. За еду буду расплачиваться медью – не так будет подозрительно. Да и смешно будет в трактире за трапезу расплатиться золотой чашей. Хозяин навек запомнит и сразу растрезвонит. Да и весу в меди много, поэтому начать тратить с нее, дабы облегчить коню жизнь. И так телега гружена сверх меры – в узлах одежных весу немного, но вот в ценностях…
Дав коню пару часов на отдых и еду, я снова запряг вороного, и мы отправились дальше. Мои домочадцы продолжали спать, даже не шелохнувшись.
По карте где-то здесь Волга делает изгиб, может, пересесть на судно? В общей сложности верст двадцать от Нижнего уже отъехали. Искать кинутся в первую очередь по дорогам, поэтому риск встретить погоню на воде ниже, да и разбойников на дорогах больше. Этих гоблинов водилось по дорогам немало, а учитывая, что, кроме меня, защиты у телеги и семьи нет и ценность груза очень велика, приходилось держать в уме и это обстоятельство.
Показалась встречная телега. На облучке сидел крестьянин, одетый, несмотря на теплый денек, в зипун. Я остановил коня, поздоровался.
– Далеко ли до реки, земляк?
– Да тут, за горкой, не сворачивай никуда – прямо в нее и упрешься.
– Деревня или село там есть?
– Как не быть – большое село, одних домов два десятка да церковь.
– Спасибо, удачного дня.
– И тебе того же.
Домочадцы мои от разговора проснулись, а я дернул вожжи, и мы тронулись дальше. Конь с трудом втянул телегу на взгорок, я даже спрыгнул с телеги и пошел рядом – ноги размять, телегу облегчить. Оглянувшись назад, я увидел вдалеке две точки, пыль. Не конные ли догоняют? Я взял коня под уздцы, завел в лес, сломал пару больших веток и прикрыл телегу сзади. Предупредил своих:
– Похоже, погоня! Сидите тихо, как мыши – ни звука, что бы вы ни услышали. Даст бог – обойдется, не повезет – уж с двумя-то я справлюсь.
Схватил старую дерюжку, что валялась на облучке, накинул на себя, лицо вымазал грязью и в довершение – снял с себя сапоги. На голову натянул шапку по самые уши.
Я вышел на дорогу и медленно пошел навстречу приближающимся всадникам.
Теперь уж точно было видно, что на верховых не было красных стрелецких кафтанов. От сердца немного отлегло – не хотелось бы мне рубиться со стрельцами.
Похоже, я стал выглядеть как престарелый нищий. Твою мать – а оружие? Кистень по-прежнему был в рукаве, сабля висела на поясе.
Я расстегнул пояс, достал саблю из ножен и положил в траву на обочине, рядом бросил пояс с ножом в чехле. В случае необходимости можно было быстро дотянуться.
Всадники приближались, и я узнал в них тех двух амбалов, что держали меня за руки в кабинете посадника. Во рту пересохло. Я сделал несколько шагов навстречу, отходя от телеги и от сабли на обочине. Конные подскакали, остановили коней.
– Эй, старче! Доброго утречка! Куда бредешь?
Я откашлялся.
– В Нижний – в церковь, свечки поставить Николаю-угоднику да молитвы воздать. – Я не узнал свой голос – слабый, надтреснутый.
– Благое дело! Не поможешь ли? Не видал ли тут телегу с мужиком при сабле, а с ним – женку его и пацана?
– Нет, не видал – давно иду, с восхода.
Всадники заспорили: «Говорил же – на перекрестке налево поворачивать надо, а ты – на полночь. Вот и разминулись. Может, набрехал деревенщина, что видел таких?»
Всадники развернулись и пустили коней вскачь назад. И в самом деле – за пару верст отсюда я проезжал перекресток. Не туда ли они помчались? Всадники уже превратились в маленькие фигурки, да и те скрылись в пыли. От сердца отлегло.
Я подобрал саблю, сунул ее в ножны, опоясался. Надо как-то вернуться в прежнее состояние, а то мои домочадцы меня не узнают, испугаются. Я сбросил дерюжку, откашлялся, прочищая горло.
– Эй, все в порядке – уехали.
Я подошел к телеге, отбросил ветки и выгнал ее на дорогу. Конь за время вынужденной остановки времени даром не терял и подъел траву, выкосив небольшой лужок. Молодец – как чует, что не всегда его будут вовремя и досыта кормить.
