Летом 1959 года я получил из штаб-квартиры Департамента внешней информации Румынии новое распоряжение, в котором говорилось, что появилась «неподтвержденная» информация, только что полученная КГБ, дающая основания полагать, что самолет-шпион U-2 мог подниматься на высоту «около 30000 метров». Моей резидентуре предстояло провести спецоперацию для проверки этих данных и направить в штаб-квартиру их подтверждение или же дополнительные сведения.
Я уже отослал в штаб-квартиру данные, добытые на американской авиабазе в Висбадене, которые со всей очевидностью подтверждали, что высота полета U-2 была одной из строжайших военных тайн США. Секрет был известен только лицам, непосредственно задействованным в полетах, а также нескольким операторам радиолокационных станций и авиадиспетчерам авиабазы, допущенным к военной тайне. Я был уверен, что лишь какое-то чудо поможет моей резидентуре добыть новые сведения. Из нового запроса я понял, что КГБ повезло сильнее. По всей видимости, одной из других резидентур удалось добраться до диспетчера или оператора радиолокационной станции, приписанного к авиабазе ВВС в Висбадене либо авиабазе ВМС Ацуги.
Вскоре я узнал, что именно так оно и было. Во главе большой партийной делегации 19 июня 1960 года Никита Хрущев прилетел в Бухарест для участия в работе Третьего съезда Румынской коммунистической партии, в то время носившей название Рабочей партии, и провел там восемь дней. Хрущева сопровождал генерал Сахаровский, начальник внешней разведки и эксперт по Румынии, официально не включенный в состав делегации. Съезд был посвящен ускоренной индустриализации Румынии, а поскольку я тогда был главой румынского подразделения технологической разведки, то я стал связным офицером при генерале Сахаровском.
Большинство вечеров Хрущев потягивал водку и рассказывал о первом шпионском самолете U-2, сбитом 1 мая 1960 года, а также о последующем саммите в Париже, где он недавно «позорил» Эйзенхауэра. За восемь дней в компании Сахаровского я узнал, что Советскому Союзу удалось сбить U-2 лишь благодаря получению КГБ надежных сведений о высоте полета этого самолета. Я понял, что данные были добыты в конце прошлого года, но советским войскам противовоздушной обороны некоторое время не удавалось подтвердить их, поскольку до 9 апреля 1960 года U-2 не совершали полетов. Наблюдая за полетом U-2 в этот день, войска ПВО убедились в правильности информации КГБ и обеспечили работу радаров и ракетных средств поражения таким образом, чтобы быть готовыми к следующему полету. Это и случилось 1 мая 1960 года.
«Мы еще никогда не преподносили товарищу Хрущеву столь ценного подарка на 1 мая», – заявил Сахаровский и рассказал мне, что с момента входа U-2 в воздушное пространство Советского Союза и до поражения самолета он поддерживал постоянный контакт с Главнокомандующим войсками ПВО маршалом Сергеем Семеновичем Бирюзовым. В тот вечер Сахаровский ужинал с товарищем Хрущевым, а несколько недель спустя был награжден орденом Ленина.
Естественно, я произнес тост за успех Сахаровского. «И за сержанта тоже пьем до дна!» – воскликнул я.
В те дни «сержант» был заезженной пластинкой советников советской разведки при румынских спецслужбах, придававших большое значение вербовке американских военнослужащих. Разумеется, КГБ хотел, чтобы мы вербовали высокопоставленных американских офицеров, но опыт Советского Союза показал, что гораздо проще устанавливать контакт с сержантами. Они могли не стать полковниками или хотя бы капитанами, но некоторые были крайне полезными агентами разведки. Поэтому сержант Роберт Ли Джонсон, служивший в Западной Германии в 1950-х годах, тайно получил звание майора Советской армии, а также письменные поздравления Совета министров СССР и лично Хрущева {696}. Спустя несколько лет Виталий Юрченко, высокопоставленный офицер КГБ, перешедший в 1985 году на сторону ЦРУ и вскоре вернувшийся в Советский Союз, отмечал, что КГБ считает дело старшего уорент-офицера Джона Энтони Уолкера – еще одного сержанта – величайшим успехом в истории КГБ, который «по важности превосходит даже кражу англо-американских чертежей первой атомной бомбы» и который в случае войны «привел бы к разрушительным последствиям для США». Джон Леман, министр ВМС США на момент ареста Уолкера, был согласен с такой оценкой {697}.
«Заметь, он не был даже сержантом», – заметил в этой связи Сахаровский.
Как это было принято, советский генерал не стал распространяться о деталях операции, в ходе которой самолет U-2 был сбит, а его пилот, Фрэнсис Гэри Пауэрс, взят в плен. Однако через несколько недель после этого советские советники при румынском Департаменте внешней информации пополнили свои нескончаемые тирады о важности вербовки сержантов новым мотивом – теперь нам также было велено искать «перебежчиков».
В то время нас не заинтересовали требования советских советников: какой американский сержант вообще захочет сбежать в Румынию? Но после убийства президента Кеннеди мы сосредоточились на рекомендации о поиске перебежчиков. К своему удивлению, мы обнаружили, что до того, как сбежать в СССР, Ли Харви Освальд служил оператором радиолокационной станции на совершенно секретной авиабазе ВМС Ацуги возле Токио, при этом часть самолетов U-2, совершавших полеты над Советским Союзом, взлетели именно с этой авиабазы.
Примерно в это же время писатель Эдвард Джей Эпштейн проводил в США свое собственное расследование убийства Кеннеди, результаты которого вошли в книгу «Легенда: секретный мир Ли Харви Освальда» (“Legend: The Secret World of Lee Harvey Oswald”, Reader’s Digest/McGraw-Hill, 1978). В этой книге содержались новые полезные сведения об Освальде, которые Эпштейн смог добыть и тщательно изложить. По словам Эпштейна, он расспросил более четырехсот человек, так или иначе связанных с Освальдом. Среди них было «около семидесяти морских пехотинцев, сослуживцев Освальда в Японии и на Дальнем Востоке», большинство из которых «ранее не были допрошены ФБР либо комиссией Уоррена».
Зак Стаут, один из морских пехотинцев, служивший на базе военно-морской авиации Ацуги вместе с Освальдом, сообщил, что Освальд поддерживал связь с симпатичной японской девушкой, «работавшей» хозяйкой «Куин би» – одного из трех самых дорогих ночных клубов Токио, в котором развлекались старшие офицеры американских войск и пилоты U-2. Стаут и его сослуживцы поражались, что девушка с таким положением встречается с Освальдом. Им также было непонятно, как он мог с ней расплачиваться – вечер с такой девушкой обошелся бы ему примерно в месячное содержание {698}. Подобные траты были совершенно не в духе Освальда, о котором неизменно отзывались как о вечном скряге.
Кто же платил за досуг Освальда с девушкой из «Куин би»? Труд Эпштейна строится на подозрениях о его связях с советской разведкой. Книга раскрывает читателям важные сведения, указывающие на то, что, вероятнее всего, именно КГБ стоял за хозяйкой «Куин би», начавшей проводить с Освальдом дни и ночи, и оплачивал ее услуги.
Через некоторое время после возвращения из Советского Союза в США Освальд принял участие в дискуссии на радио о Кубе, организованной журналистом Уильямом Стаки из Нового Орлеана. Как позднее утверждал Стаки, Освальд заявил, что «именно в Японии он решил отправиться в Россию и своими глазами увидеть жизнь революционного, марксистского общества» {699}. Рассказывают, что Ли Харви открылся своему новому американскому другу Джорджу де Мореншильду и сообщил ему: «Я встречался в Японии с некоторыми коммунистами. Они вдохновили и заинтересовали меня, и это в том числе побудило меня съездить в Советскую Россию посмотреть, что там происходит» {700}.
