По словам Пауэрса, его начали допрашивать непосредственно в тот день, когда он был сбит. На допросе присутствовало около десятка человек, часть из них была в военной форме, но большинство – в штатском. Последние, очевидно, являлись высокопоставленными офицерами КГБ, прибывшими на это зрелище. За ходом одного из допросов, который проводился генералом, а не двумя майорами, как обычно, «следил низкий, худой, непрестанно куривший человек лет сорока». Позже Пауэрс узнал, что это был Шелепин, председатель КГБ {709}.
На допросе Пауэрса главной темой была высота полета U-2 {710}. Ему задали вопрос о том, служил ли он когда-либо на авиабазе Ацуги, на что он ответил отрицательно, и это было правдой. Следователи особо расспрашивали его о самолетах U-2 на авиабазе Ацуги, показывая ему вырезки из японских газет о самолете этого типа, потерпевшем там крушение {711}. (Советские власти не хотели, чтобы Пауэрс заподозрил наличие информатора на Ацуги, а газетные статьи весьма удачно объясняли их интерес к этой авиабазе. В сентябре 1959 года японский журнал “Air Views” опубликовал подробный отчет об аварийной посадке самолета U-2 на территории клуба планеристов вблизи авиабазы Ацуги, предположив, что самолеты U-2 могли вести разведку не только в интересах метеорологов {712}.)
Книга Эпштейна, подкрепленная убедительными документальными доказательствами и посвященная подозрениям о секретных связях Освальда с советской разведкой, содержит важные сведения, указывающие на то, что Освальд действительно получал распоряжения из Москвы. Более того, Эпштейн собрал достаточно сведений, дающих ему веские основания подозревать, что Джордж де Мореншильд, богатый американский нефтепромышленник, потомок знатного русского рода и «лучший друг» Освальда после возвращения того в США, на самом деле был куратором Освальда по линии КГБ.
В 1977 году Эпштейн встретился с де Мореншильдом в отеле «Брейкерс» в Палм-Бич, штат Флорида. Эта встреча была организована журналом «Ридерз дайджест». Эпштейн и де Мореншильд решили прерваться на обед и вновь встретиться в три часа дня. Когда де Мореншильд вернулся туда, где остановился в Палм-Бич, его ждала записка, уведомлявшая, что он обязан под присягой дать показания специальному комитету палаты представителей США по убийствам. Позднее в этот же день было обнаружено тело де Мореншильда – он покончил с собой выстрелом в рот {713}.
К сожалению, Эпштейну недоставало специфичных знаний, которые могли бы помочь объединить разрозненные фрагменты в общую картину и прийти к однозначным выводам. Его хорошо аргументированная история повисла в воздухе.
Глава 2
Хрущев: памятник дезинформации
Сегодня Хрущев многим помнится простым работягой, исправлявшим злодеяния Сталина. Это результат очередной успешной кампании по дезинформации. Хрущев был моим высшим руководителем на протяжении девяти лет, за это время я поднялся до самой вершины разведывательного сообщества стран советского блока, и я знал его как человека грубого, склонного к хамству и жаждущего внимания. Он губил любые инициативы и любые проекты, к которым прикладывал руку, и в итоге воспылал еще большей личной ненавистью, чем сам Сталин, к тому, что называл «западной буржуазией».
Я неоднократно слышал, как Хрущев, будь то в трезвом или пьяном виде, заявлял, что Сталин допустил одну непростительную ошибку – использовал свою политическую полицию против собственного народа. «Наши враги» не в Советском Союзе, толковал Хрущев. Это американские миллионеры жаждут стереть коммунизм с лица земли. Это они, «бешеные псы» империализма, являются «нашими злейшими врагами».
После того как 1 мая 1960 года над воздушным пространством Советского Союза был сбит самолет-шпион U-2, Хрущев потребовал созвать Совет Безопасности ООН, на котором хотел изложить свою версию событий. Заседание началось 23 мая, продолжалось четыре дня и завершилось решением провести четырехсторонний Парижский саммит для ослабления международной напряженности.
На саммите в Париже наглядно проявился скверный характер Хрущева. По рассказам генерала Сахаровского, стоило только Хрущеву сесть в самолет, вылетавший в Париж, как им овладела идея, что Эйзенхауэр отдал приказ о полете U-2 над Советским Союзом за несколько дней до саммита с одной лишь целью – сорвать любое урегулирование Берлинского кризиса. Хрущев был исполнен «лютой ненависти» к своему противнику. Именно в этом полете он решил отозвать уже принятое Эйзенхауэром приглашение посетить Москву, если тот публично не объявит на саммите о сворачивании программы U-2. Непосредственно перед началом саммита Хрущев решил, помимо прочего, потребовать у Эйзенхауэра извинений. В конце концов он открыл четырехсторонний саммит заявлением о том, что Советский Союз прекращает сотрудничество с Эйзенхауэром и что, пока тот остается президентом США, саммиты проводиться не будут.
В начале 1962 года руководство Департамента внешней информации Румынии узнало, что Хрущев хочет войти в историю как советский лидер, распространивший коммунизм и ядерную мощь Советского Союза на американский континент. По словам генерала Сахаровского, это было практически делом решенным. Хрущев пророчил, что нового президента США Джона Фицджеральда Кеннеди хватит удар, когда только тот осознает, что от советских ядерных ракет его отделяют лишь девяносто миль.
В напряженные дни Кубинского кризиса в Кремле побывал румынский лидер Георге Георгиу-Деж. Утром 23 октября 1962 года, возвращаясь домой после государственного визита в Индонезию и Бирму, Георгиу-Деж на несколько часов заехал в Москву для доклада Хрущеву о результатах поездки. Там он и остался. Незадолго до этого Кеннеди официально предостерег Москву от рискованных шагов на Кубе, и Хрущеву, которому в трудные моменты всегда требовались слушатели, нужен был кто-то, чтобы сорвать злость. В этот раз ему подвернулся Георгиу-Деж.
Георгиу-Деж вспоминал, что советский лидер был необычайно вспыльчив, и, хотя их встреча проходила до полудня, от Хрущева уже разило водочным перегаром. Вскоре после Георгиу-Дежа в кабинет Хрущева вошел маршал Родион Малиновский, министр обороны СССР и давний друг Георгиу-Дежа (после Второй мировой войны Малиновский стал в Румынии гауляйтером
[75]
советского образца). Министр сообщил, что военно-морские силы США приведены в состояние полной боевой готовности, а данные советских систем радиоэлектронной разведки свидетельствуют о подготовке Пентагона к блокаде Кубы. Хрущев взбесился: он кричал, изрыгал проклятия, раздавая направо и налево противоречивые указания. Не поинтересовавшись у Георгиу-Дежа о планах на день, Хрущев распорядился провести в его честь официальный обед и торжественный ужин в опере и потребовал присутствия на обоих мероприятиях всех членов Президиума ЦК КПСС. Оба события должны были широко освещаться советскими СМИ как проявление коммунистического единства.
Георгиу-Дежу не приходилось раньше видеть такое нелогичное поведение Хрущева, как в тот день. Его настроение ежеминутно менялось. На официальном обеде Хрущев клял Вашингтон, грозил «подорвать» Белый дом ядерной бомбой и громко бранился при каждом упоминании слов «Америка» или «американский». Однако по окончании оперы он из кожи вон лез, в числе прочих осыпая комплиментами и американского певца, исполнившего партию в постановке «Борис Годунов» {714}.
