Клара не успела спасти парня, у нее закончились болты к самострелу. Пока она ползала на коленках, ища в потемках болт, надеясь, что такой сыщется, парню уже отрубили голову. Девушка изготовила арбалет к стрельбе, языком слизывая кровь на прокушенной губе. Тщательно прицелилась, вновь до крови прикусив губу, и нажала на спуск. Осман только что подбросил голову Авака высоко в воздух, забрасывая ее на верхнюю площадку кастля и торжествуя, выбросил руки вверх.
Стрелка вошла точно в основание черепа убийцы, опрокинув его на палубу.
– Получи, гад! – с довольным видом произнесла девушка, довольствуясь местью.
Клара оглянулась, в помещении она осталась одна. Ее товарищ стоял на коленях, зажав обеими руками древко короткого копья, вонзившееся ему в горло. Клара отбросила бесполезный арбалет, вырвала копье из тела бедолаги, наклонившись, подобрала еще одно копье. Прислонив оружие к лестнице, девушка с усилием подняла тяжелый щит, вставляя его в пазы, чтобы закрыть бойницу. Отдышавшись, она по очереди закрыла все бойницы, останавливаясь на короткий отдых. Теперь, в абсолютной темноте, девушка нащупала копья и осторожно полезла наверх, на открытую площадку кормового кастля.
Там бородатый Кузьма стрелял из пищалей, похожих на аркебузы. Этих ручниц оказалось на удивление много, даже небольшие пушечки имелись. Все остальные увлеченно швыряли тяжелые камни на головы врагов, а те пытались взять кастль штурмом. Османам на подмогу приходили все новые толпы врагов, с пришвартовавшейся рядом с баржей османской галеры. Хуже всего, что у врагов на захваченной палубе появились лучники и турки, вооруженные арбалетами.
Огнестрельное оружие сыграло решающую роль в отражении штурма. Пальба сразу с двух сторон нанесла чудовищный урон врагу. Османы завыли, от их криков у защитников корабля волосы на голове вставали дыбом и шевелились. Так было страшно.
Сразу после выстрелов Кузьма с отчаянной смелостью повел воинов в атаку, Клара, не спрашивая разрешения (все про нее просто забыли), приняла в ней активное участие, сумев ловко отправить на тот свет полуголого рыбака-турка, решительно ткнув коротким мечом в пузатый живот. Девушка впервые в жизни убила человека
[102]
, держа в руках меч, она застыла как изваяние, глядя на гримасу боли на лице бедолаги. В этот момент другой осман ударил девушку кривым ятаганом, с оттягом, так ударил, чтобы просечь на спине кольчужную рубашку. Удар вышел на славу, стальные кольца веселыми брызгами полетели в разные стороны, на кольчуге образовалась прореха длиной с детскую ладошку. Клару спас толстый кусок белой кожи, нашитый с внутренней стороны кольчуги, и толстый-претолстый поддоспешник, хорошо погасивший удар ятагана. Воительница вышла из оцепенения, с силой вырвала свой меч из тела убитого ею османа и резко отмахнулась мечом-спатой. Разбойник отшатнулся, однако на свою беду недостаточно ловко. Острие меча девушки чиркнуло по горлу, чуть ниже подбородка, там, где оставалась узкая полоска кожи, ничем не защищенная. Осман с перерезанным горлом, широко раззявив рот, замер на секунду-другую, и грузно рухнул на колени, падая под ноги девушки, заливая их кровавым фонтаном.
Клару снова сильно толкнули в спину, а может, просто ударили кулаком, девушка споткнулась о свалившееся ей под ноги тело и неловко растянулась на палубе, угодив лицом в развороченный живот турка. Какими бы стальными ни были нервы патрицианки, от такого – иного мужика наизнанку вывернет, а уж женщину и подавно. Содержимое желудка невесты воеводы без всякого предупреждения вырвалось наружу, смешиваясь с кровью и развороченными кишками. Бр-рррр…
«Тьфу, мерзость какая», – последнее, что успела подумать Клара, прежде чем сознание покинуло ее, и голова девчонки безвольно упала на грудь убитого.
С носового корабельного замка Кузьму поддержал воевода, бросив в атаку всех воинов, за исключением Булата. Татарину воевода дал крепкий наказ – не дать галерам уйти. На марсовой площадке давно закончились стрелы, и там просто наблюдали за ходом битвы за корабль и ничем не могли помочь товарищам. Лука, несмотря на кажущийся бардак в сражении, не оставлял ни одной мелочи без внимания и контролировал ход сражения с первых минут.
Вострая сабля на пару с Ерофеем яростно врубились в толпу осман. Ерошка поскользнулся на и без того скользкой палубе и брякнулся прямиком на развешенные у мачты сети. Какой-то осман попытался достать Ерофея своим клинком, но боярин успел выручить товарища, подставив под удар свою саблю, звонко переломившуюся от соприкосновения с вражеским клинком. Боярин, не выпуская обломок из рук, поднырнул под ворога, богатырской силушкой бог не обидел Вострую саблю, османа отбросило высоко-высоко вверх по направлению к борту. Приземлился супостат аккурат на настил баржи, от соприкосновения с твердой поверхностью сломав ногу.
Боярин этого уже не видел, все его внимание сосредоточилось на новом противнике, стоявшем к боярину спиной. Отбросив в сторону бесполезный крыж от сабли, Вострая сабля поднял валявшийся под ногами тесак и, широко размахнувшись, рубанул по шее османа. Тесак застрял в теле убитого, вытащить оружие боярин не смог, его самого отправили в отключку, ударив камнем по голове. Шелом выдержал удар, смягчив его силу, а вот голова нет. Вострая сабля свалился как подкошенный, и тонкая струйка крови потекла по его седому виску.
Все же исход сражения был ясен не только воеводе, османы покидали корабль, ища спасения в водах бухты. А кто и просто прыгал на свои корабли, полагаясь на удачу и своего бога.
– Жорж! Данила! – окликнул воевода воинов, увлеченных добиванием тех, кому недостало ума покинуть корабль.
– Ась? – хрипло ответил урман, одновременно впечатывая подтоком секиры в грудную клетку противника. От соприкосновения та ответила глухим хрустом ломающихся ребер.
– Хренась! – воевода понахватался разных словечек от князя и время от времени находил им применение. Андрею порою казалось, что сквернословить Русь начнет именно из-за него, попаданца-засранца. Но слово не воробей – вылетит, не поймаешь. Запомнят и найдут ему применение к месту и не к месту. – В трюм поспешите, лодьи бесерменские брать будем!
Получив подкрепление, Андрей обрадовался, попробуй, повоюй в таких условиях – при таких винных испарениях, да в полумраке, да в тесноте, да на такой жаре…
Вместе с баннеретом и урманом, плечом к плечу, прикрывшись щитами, они выдавили осман из пролома в борту, перепрыгнув на баржу, следом за отступающими турками. Шателен покинул строй, не останавливаясь с разбега перескочил на соседнюю каторгу, рубя там без всякой жалости всех на своем пути, а Данила сиганул на фусту, где с десяток осман суматошно пытались оттолкнуть свою галеру от каторги. Данила оказался против таких их действий и на корню пресек все попытки осман, лишив фусту последнего экипажа. Расправившись с турками на борту, урман стал увлеченно глушить веслом барахтающихся в воде разбойников, сопровождая каждый удачный удар радостным возгласом. Он утопил как минимум четверых, пока подоспевший воевода не прекратил это безобразие.
