Есеня глядела на него непонимающе.
– Кровь на одежде, – пояснил он, – раздевайся!
…Когда они, уже после душа, сидели у стола – Меглин в старой ковбойке, Есеня в его более новой рубашке, – девушка спросила:
– Как ты?
– Навылет, – ответил сыщик. – Мягкие ткани. Заживет как на собаке. О том, что видела – никому ни слова.
– А отцу?
– Ему особенно.
Есеня кивнула. Помолчала. Затем медленно проговорила:
– Мы недавно с папой были на дне рождения у одного… неважно. Папа выпил. Он это редко себе позволяет. В машине потом уснул. И во сне назвал меня Олей. А когда тебе было плохо, ты тоже повторял: Оля, Оля… Это совпадение или…
– Как звали твою маму? – неожиданно спросил Меглин.
– Вера. И что?
Меглин не ответил. Есеня, которая, в общем, и не надеялась на ответ, еще помолчала и снова заговорила:
– Знаешь, мне с детства снится один… кошмар. Будто за мной гонится чудовище. Я убегаю, падаю… и оказываюсь в тупике. Бежать некуда. Чудовище нависает надо мной, вот-вот выйдет из темноты. Но я боюсь не его. А того, что оно окажется тем, кого я знаю. Понимаешь? Я чувствую – это связано. Убийство, которое совершил Огнарев. То, как папе не нравится, что я у тебя работаю. Эта Оля… Ты же все знаешь! Расскажи мне! Или твой «метод» – в том, что я никогда ничего не понимаю?
– Метод, – ответил Меглин, – это значит понять не то, что было два месяца назад. А то, что было двадцать два года назад.
– Почему двадцать два?
– А тебе сколько?
Сыщик встал, подошел к ее креслу, положил руки на подлокотники. Их лица оказались совсем близко; девушка замерла… Внезапно Меглин резким движением сдвинул ее кресло с места. В полу открылся люк. Меглин поднял крышку, щелкнул выключателем и первым спустился по лестнице. Есеня – за ним. Она увидела длинные ряды одинаковых квадратных ящиков. Все они были пронумерованы, подписаны и содержались в идеальном порядке. Это был архив.
– Что здесь? – спросила она.
– Лица чудовищ, – последовал ответ.
…Мужчина средних лет, с «пивным» брюшком, выгуливает стаффордширского терьера без намордника. Пока пес, спущенный с поводка, справляет нужду на детской площадке, его хозяин закуривает. Мамы с колясками осуждающе оборачиваются в его сторону.
– Не кусается… – пренебрежительно цедит хозяин.
Снова прицепив поводок, мужчина уводит пса дальше по аллее. Сзади слышатся шаги – человека с собакой догоняет парень с видеокамерой на голове. Спрашивает:
– Бойцовых собак нельзя без намордника выгуливать, вы знаете?
– А ты кто такой? – огрызается хозяин. – Камеру убери!
– Он ребенка уже покусал, вам этого мало?
– Пацан сам виноват! Он его дразнил!
Пес рвется с поводка, готовый кинуться на обидчика, но тот продолжает снимать еще минуту. Потом поворачивается и уходит.
Дома он монтирует снятый материал, потом включает программу, изменяющую голос, и записывает закадровый комментарий:
– Меня бесит надпись «Осторожно, злая собака». Собака не бывает злой или доброй. У животных нет морали. Они делают то, чего хочет от них человек. Правильно писать «Осторожно, злой хозяин». Понимаете, о чем я? Это хозяин сделал пса таким. Он транслирует в мир зло и агрессию. Должны мы это терпеть или должны дать урок – ему, а через него другим? Посмотрите на этого недочеловека и подумайте – делает он мир лучше, или мир станет лучше без него? Решать вам.
Нажимает клавишу, отправляя файл «Собачник» в сеть. Экран мигает – на диаграмме появляется новый столбик с гифкой, на которой «собачник» сам похож на пса. Вот он получает первый голос…
В комнате для допросов Есеня откинулась на спинку стула, закрыла глаза, помассировала виски.
– В аптечке есть от головы, принести? – предложил Худой.
– Не надо, сейчас пройдет, – сказал Есеня.
И действительно – открыла глаза, предложила:
– Продолжим?
– Это у вас после травмы? – спросил Седой.
– Какое это имеет значение?
– Прямое. Вы получили травму на службе; мы должны проверить вашу психическую и профессиональную адекватность. Расскажите, как все было.
– Хорошо. В Софьино, под Москвой, началась серия. Убийца нападал по субботам. В материалах дела его так и называли – Субботник. Людей убивал зверски, без видимых мотивов. Оставлял знаки…
…Место в парке, где было совершено преступление, было огорожено полицейской лентой. Выйдя из «БМВ» Есени (в машине Меглина не поехали – все сиденье там было измазано кровью), сыщики направились к лежащему на песке телу мужчины в спортивном костюме.
Меглин присел на корточки над телом. Лицо убитого было страшно обезображено, в руке зажат поводок с пустым ошейником.
Сыщик поднял с земли рядом с телом какой-то комок, растер его в пальцах, понюхал. Спросил у местного следователя Борисова:
– Собаку увезли?
– Да…
– Жаль псину. Она-то чем виновата?
Меглин встал, показал Есене комок, который поднял с земли:
– Собачьи консервы. Убийца его оглушил, изрезал лицо и намазал кормом. И пес лицо хозяину обгрыз. Время смерти?
– С шести тридцати до семи утра, – ответил следователь. – Жена говорит, он каждое утро в это время выгуливал. А вот это – его знак.
Он указал на дерево рядом с трупом. К коре был прибит лист бумаги: на красном фоне – воздетый вверх кулак.
Этот же рисунок висел на доске в кабинете ОВД, куда переместились участники расследования. Рядом размещался фоторобот убийцы – мужчины с резкими чертами лица, в надвинутой до бровей лыжной шапочке – и фотографии предыдущих жертв. Борисов повесил здесь и фото «собачника».
– С сегодняшним – три трупа, – объяснил он. – До этого были Ниязов, узбек, коммунальщик, и предприниматель Ляшенко. Убийца всегда нападал сзади. Оглушал чем-то тяжелым, похоже, молотком. Потом убивал. Всех по-разному. Ниязову вбил в рот воронку и залил банку ацетона. Тот захлебнулся. Ляшенко просверлил уши переносной дрелью…
– А ты говоришь, я больной, – шепнул Меглин на ухо Есене. И громко сказал:
– Креативно подходит мужик, с душой. Связь между жертвами?
– Не выявили, – покачал головой следователь. – Все мужчины, от двадцати семи до сорока лет. Жили все на Силикатном. У нас не проходили.
Он показал район на карте города с наколотыми в четырех местах кнопками.
– Вы сказали, что трупов три, а кнопок четыре… – заметила Есеня.
– Один выжил, Сергей Яшин. Участковым был в этом районе.
