– Но это не наш профиль, – сказала Есеня. – Мы не занимаемся поиском пропавших.
– Это не первый случай, – уточнил директор. – Просто раньше их никто не связывал. В январе пропал Игорь Сысоев, тоже из попечительского совета. В полиции сказали, что у него в бизнесе были проблемы, но теперь это по-другому выглядит…
Тут рассказ директора был прерван. Дверь открылась, и в кабинет вошел знаменитый тенор Птаха.
– Вадик, это невозможно выносить! – капризно произнес он. – Я за час до выхода на сцену узнаю, что заболел гример. Как это называется?
– Я скажу Жанне, она сейчас пришлет кого-нибудь, – заверил его директор.
Тут певец заметил присутствие в кабинете посторонних.
– А ты не хочешь меня представить?
– Это Птаха, наш ведущий тенор, – сказал директор. – А это…
– Ваш коллега из Саратова, – опережая его, представился Меглин. – Тоже тенор. Не такой, разумеется, одаренный, как вы…
– Вадик, ты что, замену мне ищешь? – удивился Птаха. – Шучу, шучу. Я незаменимый. К тому же вы не тенор, а баритон. И курите. Вы из полиции, что ли? Имейте в виду – это не наша проблема, а Штиха, к нему и идите.
– Я прошу, дай нам договорить! – взмолился директор.
– К Штиху! – повторил тенор, закрывая дверь.
– А кто этот Штих? – спросила Есеня.
– Банкир, – ответил директор. – Председатель попечительского совета оперы. Много лет поддерживает наш театр.
– Что ж его ваш тенор так не любит? – спросил Меглин.
И, не дожидаясь ответа, вышел. В коридоре сказал Есене:
– Давай в архив, а я с богемой побеседую.
– Что смотреть в архиве?
– Абонементы лет за десять. Кто покупал, а потом вдруг бросил. И обзвони всех.
…Под «богемой» Меглин имел в виду тенора Птаху. Именно в его гримерку он и направился. И застал бурную сцену: капризный тенор выгонял из помещения гримера:
– Дай сюда, я сам! Уйди с глаз моих, чтоб я тебя не видел!
Увидев входящего Меглина, Птаха счел нужным пояснить:
– С ними только так…
– А со Штихом вы что не поделили? Приму? – спросил сыщик.
Певец усмехнулся:
– Сексуальные интересы Геннадия Абрамовича лежат в другой плоскости. Просто Штих ни перед чем не остановится. У него мораль как у динозавра. Я ничего не утверждаю, но если в нашем окружении кто-то и мог убить или устроить так, чтобы убили, – это Штих. Я думаю, Сысоев и Авдеевы что-то разнюхали, а он их устранил.
– Разнюхали – о чем?
– Ну что же я вам все буду подсказывать, вы же ищейка, – рассмеялся певец. – Ищите. Я же не прошу вас за меня спеть.
Возле машины Меглина дожидалась Есеня.
– Я выписала десять фамилий, – сообщила она. – Точный случай пока один. Музыкальный критик Тетёхин исчез год назад. В театре уверены, что он в Индию уехал, но у полиции другая версия. Его машину нашли на окраине города с ключами в замке зажигания. И знаешь, что? Тетёхин был другом Штиха.
– Пора нам съездить к меценату, – заключил Меглин.
В усадьбе Геннадия Штиха их встретил злобный лай овчарок. Пока один слуга уводил их от входа, второй, смазливый молодой человек, провожал гостей в дом.
– Милые песики, – заметил Меглин.
– Любимцы Геннадия Абрамовича, – ответил слуга.
Но Меглин смотрел вовсе не на овчарок, а на мальчика лет четырнадцати, игравшего с мячом на заднем дворе…
Оставив сыщиков в гостиной, слуга ушел. Есеня рассматривала висевшие на стенах фотографии. Многие шли парами: фото мальчика лет десяти – и рядом фото того же человека, ставшего взрослым. На одной из фотографий в окружении детского хора стояли Штих и мужчина его лет.
– Это Тетёхин, – сказала Есеня, обращаясь к Меглину.
В это время в гостиную вошел сам Штих – бодрый и подтянутый, несмотря на свои шестьдесят.
– Простите, задержался – дела, – сказал он. – Вам выпить предложили?
– Вы меценат, у вас должна быть хорошая водка, – ответил Меглин. – Может, прикажете?
Ему принесли рюмку водки. Меглин с видимым удовольствием выпил.
– Приятно, когда в людях не ошибаешься… – похвалил он хозяина.
– Теперь, наверное, можно к делу, – напомнил Штих.
– Критик Тетёхин был вашим другом, верно?
– Почему был? Я слышал, он в Индию уехал. Разве с ним что-то случилось?
– Он писал оттуда? Вы созванивались? – допытывался Меглин.
– Ну, мы не настолько были близки…
– Я другое слышал. Хотя да: банкир и критик, лед и пламя. Что вас вообще свело?
– Я раньше сам пел, – признался банкир. – На четверочку. Корелли из меня не вышло, и я решил делать то, что у меня лучше получается, – деньги. Я зарабатываю и помогаю другим талантам раскрыться.
– Детишек имеете в виду? – уточнил Меглин.
Штих кивнул:
– Я много лет езжу по стране, слушаю хоры. Ищу талантливых ребят, помогаю им реализоваться. Иногда Тетёхин мне помогал.
– А во дворе мы видели мальчика…
– Да, Гриша, – снова кивнул Штих. – Пять октав, диапазон уникальный.
– А они вам что? – спросил Меглин с невинным видом. Однако от этого вопроса лицо хозяина стало каменным.
– Простите? – холодно произнес он.
– Вы им покровительство. А они вам?
– Я делаю это… – начал Штих.
Но Меглин не дал ему договорить.
– Из любви к искусству, понимаю. Но все-таки…
Видно было, что хозяину хочется бросить что-то злое, но теперь его опередила Есеня.
– А вы и его покровителем были? – спросила она, указав на фото Птахи.
– Птаху я подобрал в умирающем городке рядом с Владимиром, – ответил меценат. – И сделал тем, кто он есть сейчас. Это он вам насвистел?
Меглин принял простодушный вид:
– Насвистел о чем?
– Птаха – провинциальный мальчик, которого жизнь слишком высоко вознесла, – сказал Штих. – Он не выдержал и с ума сошел от славы. Не понимает, что может и обратно сыграть. Разговор окончен. Я вас провожу.
Когда вышли из дома, Меглин вновь увидел мальчика Гришу с «уникальным диапазоном» и спросил:
– С Гришей можно парой слов перекинуться?
– Боюсь, нет, у него сейчас занятия по вокалу, – ответил меценат.
– Ну скажите, когда. Я сам, правда, не смогу, из соцзащиты кого-нибудь подошлю.
Слова про соцзащиту меценат воспринял как личный вызов и решил «адекватно ответить».
