Я не могу их толком описать – в нашем языке исчезли слова, относившиеся к звездным галерам. Я стоял и смотрел, пока два матроса из моей партии не поднялись за мной и не увели меня насильно. И там, на гребне, я понял, в какую бездну мы пали. Туда, откуда наши предки устремлялись за золотом звезд, мы ходим за дерьмом. Вы видели звезды, рыцарь?
– Приходилось.
– Значит, и вы уже очень немолоды. Уже пятьдесят лет, как не расходятся тучи. Нынешние молодые люди знают о звездах только понаслышке, а через поколение-два люди о них и вовсе забудут. А я стар. Я родился очень давно, но хотел бы родиться еще рашьше, когда мы летали к звездам. Мы потеряли больше, чем планету. Мы потеряли Вселенную. И никто из ныне живущих не понимает этого. Все мои друзья умерли. Уж много лет я один во мраке. Мне некому было рассказать, вот почему я был так рад, что встретил вас. Вот и все. Мой рассказ рассмешил вас?
– Нет. Вы хотите еще раз увидеть звезды?
– Это невозможно.
– Идемте со мной. Я прилетел сюда из космоса. Я хочу помочь вам и вашему миру.
– Как я сразу не понял? И речь, и другой звук лат, и ваши спутники. Поздно. Наш мир не увидит звезд.
С этими словами хозяин снял шлем, открыв обезображенное ожогами безглазое лицо со ртом, навсегда перекошенным в страшной кривой усмешке.
Горм налег на консервы.
«В долине слышал я рассказ…»
«В долине любят говорить.
Гляди – костер почти погас —
Где будем крыс варить?»
«Да говорят, что будто с гор…»
«Да много всякого в горах.
Ты б лучше нож травой протер —
Наводишь только страх.»
«Куда ж страшней – рога с аршин!»
«Вот-вот, и тут поразвелись.
Давай золу повороши —
Поди, ежи спеклись.»
«Да говорят тебе – слетел,
Огнем из задницы палит,
Туда, где Лысого надел,
За кратером, у плит.»
«Там Лысый, значит, сушит мох —
Он, гад, на плитах мох сушил, —
Едва со страху не издох
И кучу наложил.
Как так – рога поотрастят,
Когтищи чуть не до земли,
В железках с темени до пят,
А мразь не извели!
Когда б я эдак с гор сходил
Со страшной птицей на плече,
Живьем бы Лысого сварил
В евоной же моче!»
«Постой, рогатый, что слетел,
Он как, не бледен был с лица?»
«Да, Лысый сразу разглядел —
Навроде мертвеца.
Во рту клыки, крестом зрачки,
Глаза горят, как у кота,
Из плеч шипы, из ног крючки —
Такая страхота.»
«Бросай костер, хватай рюкзак,
Как мог я сразу не узнать!
Спустился с гор Пупихтукак,
И все должны бежать
[20]
.»
– Итак, мой гениальный план, – Горм кинул кусок прихваченного у пиратов мяса Фуамнах. – Ты, Кукылин, собираешь под мои знамена всех могучих рыцарей по твою сторону гор, я разбираюсь с другой стороной, а Фенрир и роботы помогают птицам спускать экипаж с орбиты. Затем мы с трех сторон берем планету под контроль, война гаснет, мы помогаем вам, – Горм кинул кусок мяса Кукылину. – с дезактивацией, потом твои соотечественники при содействии птиц строят мне звездолет, и тут наши пути расходятся.
Исполнившись величия, Горм выхватил из поясного мешка кость и принялся ее грызть.
– Можно спросить тебя, в какое время ты рассчитываешь уложиться? – Кукылин подошел к Гормову креслу.
– Ырр, – ответил Горм.
– Что?
– Я говорю – спрашивай!
– А?
– Вот тупица. Хлюп! – Горм высосал из кости мозг. – Как получится.
– На такое великое дело может не хватить жизни…
– Моей хватит.
– Ладно заливать, ты лучше скажи, на какие шиши Кукылин будет собирать и оснащать армию? – поинтересовался Фенрир.
– Да, об этом я как-то не подумал…
Горм в раздумье бросил костью в охранного робота у входа в шахту. Тот испепелил ее в воздухе. Горм стер копоть с лица, и оно вновь просветлело:
– Кукылин! Ты мне рассказывал о городах мертвецов и их несметных сокровищах? Там мы и подразживемся! Как?
Кукылин едва не подавился мясом:
– Там мертвецы!
– Да хоть базарные борцы! Полетели!
– Не стоит, – сказал Кукылин.
– С чего это?
– У тебя есть невыполненная клятва мести, а у меня две сестры-сироты.
– Подумаешь, пустяки какие! Фенрир будет занят здесь, поэтому снимем с орбиты твой самолет и полетим на нем. Собак прихватим.
– А горючее? – Кукылин пустил в ход свой последний козырь.
– Я засунул в твою жестянку вспомогательный пространственный реактор, так что на горючем у тебя теперь экономия. Да, я поставил туда и пару силовых щитов для большего удобства, так что летим в Укивак! Заодно привезем твоим сиротам пожрать.
Отмытая случившимся в шоферском бардачке самогоном физиономия Мыгака выглядела бы довольно располагающе, если бы не безобразно отекший подбородок и не отсутствие восьми передних зубов. Последнее было особенно заметно, поскольку Мыгак все время кривился в непроизвольной гримасе от многочисленных ссадин, которую тщетно пытался выдать за улыбку. Однако расположение его духа было самое бодрое.
– И вот, – рассказывал он, – староста моей группы дает мне подержать какую-то книжку – «мол, я мигом», – и бежит в учебную часть. Действительно, он мигом оттуда возвращается с инспектором, инспектор подкатывается ко мне – «а ну-ка, что это у тебя?» – и цап книжку! Естественно, это оказывается Книга Постыдных Откровений, и меня в четверть часа выкидывают из нашей каблухи с таким сопроводительным документом, по которому не возьмут даже смертником на урановые рудники. Я шатаюсь где попало, ворую что придется, живу в отселенном из-за радиации доме. Однажды я чуть не попадаю в облаву министерства здравозахоронения на мутантов – прожектора, пулеметы, летающие платформы – но меня выхватывает из-под самого носа у патруля одноглазый парень на мотоцикле. Парень везет меня в свою банду – он вожак банды тангитов в предгорьях – там меня кормят и показывают разбитый мотоцикл – «наш товарищ погиб, сможешь восстановить машину – заменишь его». Я не знаю, что делать – можно бы бежать обратно в город, но что там светит? Жить, как поганый мутант, от облавы до облавы в заброшенных кварталах? Тангиты дают мне с собой банку бензина, я на руках качу машину к развалинам мотозавода, ловлю крыс, роюсь в сборочном цехе и постепенно восстанавливаю мотоцикл.
