– Льном или коноплей? – предложила Нидбьорг.
– Дело говоришь, дева! – согласился старец.
Хёрдакнут тоже придвинулся к светильнику, шевеля губами:
– «…двадцать пять марок золота.» Двадцать пять? «Три марки красного золота, и предметы работы альвов, слишком драгоценные для переплавки.»
Властитель Танемарка засопел и треснул себя по лбу.
– Кром, что же делать с этими сокровищами?
– Как что? – Снари без понимания посмотрел на старого ярла. – У Горма все по порядку отписано – семь эйриров золота отдать Арнгунн, столько же Мардель с Рагнфрид на двоих, и так далее… Дальше список про серебро…
– Раздадим, так кто-нибудь кому-нибудь непременно сбрехнет, копье мне под ребро, – ярл плюнул в огонь жаровни и, за неимением слов, приложился к глиняной кружке с пивом.
Напиток подкрепил его достаточно, чтобы, повертев уже пустую кружку в руке, продолжить:
– Почему, думаешь, на дереве едим и из глины пьем? Потому же, почему лучших коней теперь ближе чем за десять рёст от берега не пасем, а Йокуль с Ньоллом и Унн рядятся в рванину и в Хроарскильде ездят на старой телеге. Если заявится кто с севера через море, донесет Йормунреку, что взять с нас нечего.
Хёрдакнут снова повертел кружкой, на этот раз, чтобы Нидбьорг заметила и налила еще. Из женщин, на тайном совете, собравшемся по прибытии Снари с Ослом Отлива в Хейдабир, присутствовали только дочь и жена ярла.
– Всё мы скрыть не можем, – заметил Виги. – Вал земляной вокруг стен, камнеметы, самострелы…
– Святогорову придумку как раз пусть все видят, – возразил Йокуль. – Венеды такие же насыпали, сперва, говорят, вокруг Альдейгьи, потом у Зверина с Руяном. Тот, что в Руяне, я сам видел. Чтоб нельзя было стены с наскока йотунским огнем порушить.
– Правильно. Надо, чтоб думали, что взять нечего, а вот получить можно, – согласился Ньолл.
Огонь факелов отбрасывал отблески на его обширной лысине. Ярл, его ближайшая родня, и старые карлы сидели в погребе под кухней, где во времена, когда Хейдабир назывался Слисторпом, хранились слабое и перехмеленное пиво и соленая мертвечина неизвестных вкусовых качеств. Второго, слава Собаке-защитнице, и след простыл, а первое, слава Эгиру-пивовару, было крепче, добрее, и не только хранилось, но и вовсю распивалось. Нидбьорг наконец поняла намек и сменила отцу пустую кружку на полную.
– И долго мы так потаенничать будем? – Рагнхильд была явно измучена своими лишениями, включая суровую нужду обходиться от силы полутора марками золота, серебра и каменьев на вес в украшениях.
Хёрдакнут засопел.
– Дай срок, Свитья поднимется, – довольно уверенно предположил Раскульф. – Йормунрек, чтоб свой флот построить, ярлов не только данью обложил в треть всего, что земля родит, но всё альвское олово и серебро забрал. А после дела с кузнецами, и Ситун с Биркой против него встанут.
– Что ж раньше не поднялись? – усомнился Йокуль.
– Боятся пока, дроттары сильно ему колдуют. Да и нужен кто-то, вызов бросить.
– Знать бы, куда делся Хакон Хаконссон, – поделился Виги, задумчиво разминая в руках сушеного язя. – В Свитье говорили, он в Энгульсей подался, к Адальстейну.
– Нет, – Рагнхильд покачала головой, блеснув серебром и самоцветами. – Про это Адальфлейд дала бы знать. Кстати, давно нет от нее вестей…
Мать Хельги и Асы тяжело вздохнула. Хёрдакнут, тоже пригорюнившись, вновь приложился к кружке. Нидбьорг двинулась было к нему, но ярл остановил ее:
– Мне хватит, дочка. Выпил кувшин, выпил другой, но напиваться-то не след, особенно с печали. Расскажи нам лучше, Виги, что там у тебя вышло с хейдабирскими кузнецами?
Вместо ответа, старый грамотник запустил руку в лежавший рядом с ним на скамье кошель, что-то из него вытащил, и протянул руку ярлу.
– Я вижу, добрая работа. Для чего это?
– Возьми болт, с нарезкой снаружи, надень на него дыркой гайку, и поверни.
– Какую?
– Любую!
– Здорово!
– А теперь сними эту гайку и наверни ее на другой болт.
– Ух ты!
Еще некоторое время Хёрдакнут играл с железками. Наконец, накрутив две гайки на один болт, он пришел к выводу:
– Они все одинаковые!
– Именно!
– Какой же искусный кузнец должен быть, чтоб сковать такую хитрость много раз один в один? Я думал, только Бельдану со Святогором такое под силу… или разве что еще зятю моему да Кнуру с Вайны. Кого ты в Хейдабир сманил?
– Никого. Все те же вольноотпущенники.
– Так как же..? – взгляд ярла снова упал на гайки с болтами.
– Они все кузнецы в лучшем случае средней руки, – охотно объяснил Виги. – Но что-нибудь одно каждый может насобачиться делать хорошо. Например, обкатывать прут, или осаживать головку болта. Вот один обкатывает, второй осаживает, третий резьбу накатывает…
– Погоди, так один болт с гайкой куют…
– Восемь кузнецов.
– Разве ж это дело? – удивился Йокуль.
– Сам видишь – дело. Один хороший кузнец может в день выковать с полдюжины болтов, а восемь посредственных – три дюжины. Выходит, наши вольноотпущенники скуют столько же, сколько шестеро первостепенных умельцев, каких и поодиночке днем с огнем не сыскать. Или вот еще…
Виги пустил по рукам кольчугу. Каждое кольцо было закалено, соединено с четырьмя соседними, и заклепано, плечи и локти укреплены стальными пластинами.
– Чья работа? – справился Ньолл. – Хороша кольчужка, только мне хошь как хошь, а маловата будет
[129]
…
– Тебе не кольчуга нужна, а пивная бочка, – тут же поддел его Йокуль.
– Тоже хейдабирская.
– Что, еще десять кузнецов? – Йокуль явно не проникся мыслью о пользе разделения труда.
– Пластины один из восьмерых ковал, а доспех собирали женщины, – Виги не на шутку озадачил слушателей ответом.
– А кто еще, кроме наших, эту тайну знает? – Ньолл снова протянул руку к «кольчужке.»
– Какую тайну? – не понял Виги.
– Как одинаковые болты ковать!
– А тайны нет. В кузнечных цехах Бельдан да Святогор завели правило. Что тебе другой кузнец рассказал, используй, улучшай, и переделывай, как хочешь, только сам рассказывай другим кузнецам, что и как сделал.
– Ярл, ярл! – крикнул сверху Гирд. – Корабль к пристани идет!
– Что, опять Йормунреков? – Хёрдакнут состроил кислую рожу.
– Незнамо откуда, ярл!
– А ну, глянем! Гирд, вели камнеметчикам быть наготове! Снари, оставайся пока внизу!
