– Он наклеивает их на тонкий шелк, а из шелка ему шьют шары, что собирают жар над огнем и летают по воздуху. Один, со свечой в наперстке под шаром и корзиночкой с двумя мышатами, даже стену перелетел.
– А мышата для чего?
– Проверить, не повредит ли полет нелетающим тварям.
– И не повредил?
– Нисколько. С новыми оболочками, может набраться достаточно на шар, чтобы запустить вверх кухонного мальчишку или даже одного из младших псарей. Можно было бы еще больше собрать, но часть ушла на отбивку золотых листов для заморских колдунов.
Страж в кольчуге, укрепленной стальными пластинами, кивнул кузнецу. Ослики протащили повозку через ворота, над которыми на цепи висела железная клетка с насаженным на стержень посередине черепом. Под клеткой болтался на двух кольцах, слегка позвякивая на слабом ветре, бронзовый прямоугольник с письменами. На стене над воротами, несколько варваров обшивали досками восковое изваяние, судя по торчавшей над деревом голове, колоссального коня. Дорога повернула под прямым углом, сразу проходя под еще одними воротами.
– Новую проездную башню мы с Канурром начертили, – с гордостью поделился Вегард. – Я внутреннюю решетку ковал. И в Слейпнире наверху моя работа.
Улица за башней была мощена не круглыми камнями, а тесаными плитами, отчего ход тележки стал заметно менее тряским. На перекрестках и вдоль некоторых домов побогаче, сточные канавы перекрывали решетки. Варвар радостно делился с Плагго своими соображениями о коне, которого предстояло отлить на месте из бронзы по восковому прототипу, о предпочтительности современной оловянной бронзы перед давнишней мышьяковистой, и так далее, не докучая старца встречными расспросами. Мистагог начал предполагать, что, в отсутствие двуногого собеседника, кузнец скорее всего вовлек бы в тот же диалог одного из осликов, смиренно шагавших вверх. Хоть речи молодого хромца лились по-детски бесхитростно, из них явствовало, что северяне были неплохо знакомы с металлургией и находились на грани постижения основ гидравлики.
Следующие ворота охраняло двое стражей, вернее, один следил за улицей, другой наблюдал за гаванью, к удивлению Плагго, в телескоп на треноге. За поднятой решеткой, через двор замка, беседуя почему-то по венедски, шли трое, судя по одежде, пара зажиточных ремесленников и жрец одного из варварских богов, видимо, собираясь принять участие в каком-то военном упражнении для ополчения, проводимом по приказу епарха. В одном из углов замкового двора у телеги с кольчугами, шлемами, щитами, копьями, и мечами уже собралось с дюжину местных стратиотов, аконтистов, или пельтастов – определить их положение по одежде, как обычествовало у варваров, было невозможно. Посередине стояли два воина, уже снаряженных в доспехи, оба гигантского телосложения, причем один – невероятной нескладности и уродства. Воины радостно замахали троице. Видный горожанин, шедший посередине, ответил им такой же отмашкой. Он был утеплен, в числе прочего, странным одеянием с рукавами, не сотканным на ткацком станке, а, судя по всему, связанным, как сеть, из пушистых и разноцветных шерстяных нитей, так что поперек его груди бежала вереница большерогих оленей. Приближаясь к своим товарищам по ополчению, этот варвар с волнистыми волосами странного оттенка, именуемого у северян русым, наполовину утверждал, наполовину спрашивал у шедшего рядом:
– Как зачем, от мух отмахиваться?
Молодец справа, коротко стриженный, в коже, как Вегард, и ростом чуть поменьше, рассмеялся:
– Темнота танская, хвост слону нужен перво-наперво, чтобы слон не заканчивался внезапно!
Средний ремесленник с оленями присоединился к веселью. Предположительно жрец в длинной тунике мерзостного буро-синего цвета, что шел слева, оставался мрачнее тучи. Заметив молодого хромца, вся троица обступила тележку, правый варвар сразу протянул руки к вонючему мешку, вожак глянул на Плагго, потом на возницу:
– Вегард, представь гостя?
Мистагог движением руки остановил кузнеца, опустил ноги на каменные плиты, распрямил спину, и сбросил серый плащ с клобуком из грубой шерсти, жалея, что недавняя немощь лишила его движения должной уверенности. Блеснуло белое и золотое шитье по лазоревому шелку. От этого мига зависело многое.
– Я Плагго, пресбеус багряной гегемонии, слуга и советник Тиры анассы, пришел сдаться на милость Горма ярла, чтобы разделить участь моей госпожи. Отведите меня к вашему владыке!
– Плагго грамотник! – воскликнул русоволосый.
Он поклонился и неожиданно продолжил на языке Лимен Мойридио, просто, но грамматически правильно:
– В добрый час, мистагог! Тира волновалась. Я Горм.
Глава 73
Снизу, из пиршественного покоя, в палату приглушенно доносился перебор струн. Густой голос завел:
– «Как во граде во славном во Наволоке
Да у самого моря да студеного
На берегу стоят палаты белокаменны,
В них сидит могучий воевода Лют,
Сидит-думает думу кручинную.
Оттого-то его думушка невесела,
Оттого чело гордое нахмурено,
Что нет вести удалому ушкуйнику —
Жив-здоров ли молодой Беркут Лютович.»
Последовал подобающе щемящий гусельный звон.
– Кхм, «чело гордое» или просто «чело его?»
Звуки притихли. Лют удовлетворенно хрюкнул.
– Признавайся, воевода – сколько заплатил Сотко Сытиничу? – съехидничал Былята.
– Нисколько!
Воевода говорил чистую правду. Накануне поздним вечером, он повстречал купца-гусляра, только что вернувшегося из Роскильды, и в глухом переулке один на один убедил его сложить былину к свадебному пиру Беркута и Смеяны, ухитрившись ни разу не попасть ни по лицу, ни по пальцам.
– Где мы там были…
Поправив на носу очки, Былята прочитал вслух:
– «В коническом…» Не в обиду, Звана свет Починковна, но ты это не на венедский перевела. «В коническом же сосуде находились остатки жидкости, мутным видом и резким запахом напоминавшей варварскую брагу.» Мы в это еще пять раз можем вникать, все одно больше ничего не поймем. Червленые книжники уже думали да гадали…
– Сдается мне, Плагго-ведатель не потому не постиг, что диковина творит, что мало думал, а потому, что мало делал, – рассудил кузнечный староста.
– Точно! – согласился жрец. – Давайте попробуем, что выйдет, если в эту бадью с раструбом… конический сосуд, псица… Тёха, сгоняй к Полеле за брагой! Целую кадушку возьми!
– Кому Тёха, кому и Тихомысл, – пробурчал мальчишка в учении и побрел к лестнице.
– Может, огонь пока развесть? – предложил Хомун, второй ученик.
– Нет, а почему? – озадачил его Святогор.
Ученик смутился.
– Говори ты, Лисеня! Вижу, вижу, невтерпеж тебе.
– В горячую посуду холодное лить – лопнет! – Лисеня, гордо подбоченясь, посмотрела на Хомуна.
