– Что будет с моим сном, когда я проснусь? – братоубийца в сияющей стальной броне пожал плечами.
Кнур, удовлетворившись тем, как плотно сидит черненый с серебряной насечкой Святогоровой работы шлем на голове ярла, хлопнул Горма по плечу. Тот подобрал со стола секиру правой рукой и протянул вперед левую, чтобы кузнец навесил щит. Тира на миг сжала его запястье пальцами. На указательном вновь блеснул теплым янтарным светом перстень из могильника, некогда принадлежавший юной жрице Свентаны, имевшей неосторожность полюбить молодого танского ярла. Каппи вновь предложил Тире плащ. Та отстранила его руку.
– Яросвете, вдохнови ратника правды! – Щеня описал в воздухе круг и крест-накрест перечеркнул.
Сообразив, что ему тоже надо что-то сделать, Торстейн встал, простер руки, и сказал:
– Я в щит прокричу пред началом сраженья —
И здравыми храбрые прянут на брань,
Воротятся здравыми с бранных полей,
Все безбедно прибудут домой.
[182]
– Это ж ему надо было внутрь конунгова щита напеть, – возмутился Хаддинг.
– Тише ты, – остановил его Аген.
– Держите псов, – Горм перешагнул через плащи.
Хольмганг начался. Некоторое время соперники кружили, изучая недруг недруга. Йормунрек нанес первый удар. Горм почти увернулся – знаменитая секира ссекла стружку с его щита. Снова последовало движение по кругу, внезапно прерванное Йормунрековым выпадом. Необычное движение секирой рассекло бы среднего ратника от паха до грудной кости, но Горм вновь отразил смертоносное лезвие щитом.
– Что ж он-то не бьет, – возмущенно пробормотал Каппи.
Йормунрек опять ударил сверху, на этот раз превратив верхнюю половину Гормова щита в щепки. Пока Хёрдакнутссон брал новый щит, конунг осушил кубок, наполненный тройным пивом. Горм, глотнув жареной воды из протянутой Щеней деревянной чаши, снова шагнул за плащи. Поединок возобновился. Конунг повернул щит нижним краем вперед и взмахнул левой рукой, целя ярлу в низ живота. Уворачиваясь, тот неловко ступил на ранее поврежденную ногу. Последовал страшный удар сверху, во все стороны полетели куски дерева.
– Второй щит. Кривой, если он и меня уложит, порви его, как ту козу, – прошептал Родульф троллю.
Горм взял свой последний щит в правую руку, а секиру в левую. Сын Хакона и сын Хёрдакнута снова принялись кружить по пространству, отмеренному плащами. Когда за спиной Горма оказалась лестница, у которой стояли его дружинники и Тира, та вынула из волос клинок-заколку, подняла руку с ним вверх, опустив другую вниз, и приподнялась, касаясь камней пола только носком правой ступни. Ее лицо озарила очаровательно зловещая улыбка.
– Золотая дева? – выдохнул Йормунрек.
Одновременно, Горм выпрямил и повернул правую руку, верхним краем щита угрожая лицу конунга. Тот оттолкнул дерево топорищем, но ярл тут же нанес свой удар, сбоку и почти без замаха. Пренебрежительным движением, Йормунрек поднял свой щит слегка под углом. Дерево отклонило бы лезвие обычного боевого топора вверх, но секира Горма со вдавленными боками и тяжелым, как у колуна, обухом, с сухим треском прошла прямо, ударила сбоку в шлем братоубийцы, рассекая сталь и кость, и застряла, наполовину разрубив наносник. Вместе с каплями крови, во все стороны полетели осколки зеленого камня.
Движение Йормунрека и Горма остановилось. Ярл потянул за рукоять. Лезвие его оружия со звоном разлетелось на куски. Йормунрек с лязгом рухнул на камни и остался лежать на полу в растекающейся темной луже, отражавшей пламена факелов. Зрители в полном молчании наблюдали, как победитель бросил лиственничное топорище по одну сторону от трупа, щит по другую, приблизился к придвинутому к стене креслу, стянул с него крытый шелком плащ конунга, прошел в другой конец покоя, и накинул его на плечи Тиры.
– Какой был толк в этой секире. Сдается мне, больше ни на что не годна, – прозвучал голос Асмунда.
– Го-о-орм! – наконец заорал Родульф.
Его рев потонул в криках других и лае собак. Когда вопли, гавканье, и стук по столам и стенам чуть поутихли, Эйольв в клетке набрался смелости потребовать:
– Скажи слова!
У ярла вертелся на языке рунхент, за недавние несколько недель в значительной степени сам собой сложившийся при мыслях о Беляне, Чаруше, и Ильдисунне, упоминавший не только их, но и неизвестное число замученных Йормунреком безымянных дев, и призывавший конунга к ответу. Горм посмотрел на Торлейва. Тот преклонил колени перед телом приемного сына, пытаясь снять рассеченный и смятый шлем. Что-то мокро блеснуло у мудрого старца в правом глазу. Горм обратил взгляд к анассе, зябко кутавшейся в багряный плащ, и сказал:
– Пойдем отсюда.
Глава 87
– Удручающе.
Таково было заключение Плагго после испытания сифона, заряженного вместо нафты «венедской мертвой водой.» Жидкость правильнее было бы назвать слезами (или еще каким выделением) оливкового дракона, хотя Горо утверждал, что перегоночное устройство, с использованием которого получалась «мертвая вода,» отроду не было частью мистерии, а вовсю использовалось ботаниками. Так или иначе, багряную гегемонию в очередной раз подвела склонность к тайнам, ведшая к разобщенности знания. Венеды быстро нашли два применения новооткрытому веществу – во-первых, оно способствовало заживлению ран без воспаления, во-вторых, при приеме вовнутрь производило потрясающее воздействие, включавшее помощь при простуде, но отнюдь к тому не сводившееся. Второе наблюдение уже породило образное выражение «пить мертвую.» Увы, в качестве горючего для огнемета, мертвая вода работала крайне посредственно – слишком быстро сгорала и слишком легко испарялась.
– Полторы сажени, – возгласил Кирко. – Вся в воздухе сгорела.
– Может, добавить к ней чего? Дегтя? – Хёрдакнут понюхал лужицу вещества и поморщился. – Ушкуйники ее с пивом мешают…
– И как? – справился Горо.
– Лучше Плагго-мудреца не скажешь – удручающе. Особенно поутру на следующий день.
Ярл в ужасе от воспоминания потряс головой и сделал несколько шагов в сторону от огнемета, испытания которого проходили посреди распаханной и удобренной мамонтовым навозом делянки, с этой весны переведенной на шестипольный оборот. Жужжали насекомые, в небе стайка жаворонков пустилась врассыпную от чеглока. За перелеском, на зеленой лужайке перед треллеборгом, дружинники, среди которых небольшой осадной башней возвышался Гормов скальд, в перерыве от упражнений с мечами, щитами, и копьями остервенело пинали ногами мяч.
– Мало Родульф с Ньоллом их гоняют, – пробурчал Хёрдакнут. – Завтра сам пойду.
Игра, естественно, велась не по гардарскому укладу (у кого ж на это терпения достанет), а по винландскому. По необходимости, заснеженный лед был заменен травой, а вместо полыньи с ледяной водой, вратарь каждой ватаги защищал навозную телегу с поднятыми вверх оглоблями.
