Разбудил его штормовой рёв джинна.
— Прогоните её! Уберите её отсюда!
Абдулла вскочил. Солдат вскочил. Уже давно рассвело. Ошибиться в том, что они оба увидели, было невозможно. У бутылки с джинном, совсем рядом с изголовьем Абдуллы, увивалась небольшая чёрная кошка. Кошка была то ли отменно любопытная, то ли просто решила, будто в бутылке какая-то еда, поскольку нежно, но плотно прижала нос к горлышку бутылки. Джинн просачивался мимо аккуратной чёрной головки в виде десяти-двенадцати разрозненных струек синего дыма, и эти струйки превращались то в руки, то в лица, то обратно в дым.
— Помогите! — вопили струйки лиц хором. — Она хочет меня съесть или что похуже!
Кошка не обращала на джинна ни малейшего внимания. Она продолжала вести себя так, словно из бутылки доносился донельзя соблазнительный запах.
В Занзибе кошек терпеть не могут. Слава у них немногим лучше, чем у крыс и мышей, которыми они питаются. Подойдёт к тебе кошка — пни её, а котят следует по возможности топить. Соответственным образом и Абдулла побежал к кошке, на бегу примериваясь её пнуть.
— Кыш! — кричал он. — Брысь!
Кошка отпрыгнула. Ей как-то удалось увернуться от занесённой ноги Абдуллы и удрать на вершину скалы, нависавшей над площадкой, а оттуда она грозно глядела на Абдуллу и шипела. Значит, не глухая, подумал Абдулла, посмотрев ей в глаза. Глаза были голубоватые. Так это она ночью сидела у него на груди! Он подобрал камень и занёс руку, чтобы его швырнуть.
— Не смейте! — рявкнул солдат. — Бедная киска!
Кошка не стала ждать, когда Абдулла бросит камень. Она метнулась в сторону и исчезла из виду.
— Это животное ничуть не бедное, — возразил Абдулла. — Неужели сердобольный стрелок не понимает, что жуткая тварь вчера вечером едва не выцарапала ему глаз?
— Понимаю, — нежно ответил солдат. — Защищалась, бедняжечка. А что, у вас в бутылке джинн, да? Это он — ваш дымный синий приятель?
Один путешественник, предлагавший ковёр на продажу, как-то рассказал Абдулле, что большинство северян почему-то невероятно сентиментальны, когда дело касается животных. Абдулла пожал плечами, с кислым видом повернулся к бутылке и оказалось, что джинн юркнул в неё, не сказав ни слова благодарности. Только этого не хватало! Теперь придётся стеречь бутылку пуще зеницы ока.
— Да, — сознался он.
— А я так и думал, — заявил солдат. — Слышал я про джиннов. Только поглядите, а? — Он нагнулся и очень-очень бережно поднял шляпу, и на лице его появилась странная, ласковая улыбка.
Этим утром с солдатом определённо что-то стряслось — словно за ночь мозги у него размягчились. Абдулле подумалось, что дело, наверное, в царапинах, хотя они уже почти исчезли. Он в тревоге поспешил к солдату. Кошка немедленно объявилась на вершине скалы и принялась издавать железный колёсный скрежет, каждым изгибом небольшого чёрного тела выражая гнев и страх. Абдулла не обратил на неё внимания и поглядел в шляпу. Из её сального нутра на него глянула пара круглых голубых глаз. Маленькая розовая пасть сердито зашипела, и на поля, размахивая для равновесия хвостиком-морковкой, выполз крошечный чёрный котёнок.
— Ну разве не прелесть? — влюблённо пролепетал солдат.
Абдулла поглядел на вопящую на скале кошку. Он замер, а потом бросил на неё ещё один осторожный взгляд. Зверюга стала просто огромная. На скале высилась громадная чёрная пантера, скаля на него мощные белые клыки.
— О мой смелый спутник, эти животные наверняка принадлежат какой-нибудь ведьме, — дрожащим голосом проговорил он.
— Если и так, значит, ведьма умерла или случилось ещё что-то, — сказал солдат. — Вы же видели, они живут сами по себе в пещере. Киске-маме пришлось ночью тащить котёночка в зубах всю дорогу сюда. Вот ведь чудо, а? Как будто бы знала, что мы ей поможем! — Он поднял глаза на громадную тварь, рычащую на скале, и словно бы и не заметил, какого она размера. — Спускайся, лапочка! — сладко пропел он. — Ты же знаешь, мы ни тебе, ни твоему котёночку ничего не сделаем!
Зверюга-мать спрыгнула со скалы. Абдулла сдавленно охнул, пригнулся и тяжко осел наземь. Громадная чёрная туша пролетела у него над головой — и тут, к его изумлению, солдат принялся хохотать. Абдулла возмущённо поднял голову и увидел, что тварь снова стала небольшой чёрной кошкой, которая нежно-пренежно топталась на широком плече солдата и тёрлась о его щёку.
— Ты просто чудо, крошка Полночь! — смеялся солдат. — Сразу поняла, что ради тебя я не брошу в беде твоего Шустрика-Быстрика! Правда? Пра-а-авда… Размурлыкалась…
Абдулла с презрением поднялся и отвратил взор от этого пиршества любви. Кастрюльку за ночь тщательно вылизали. Оловянную миску прямо-таки отполировали. Абдулла пошёл и сердито вымыл посуду в ручье, надеясь, что солдат скоро забудет об этих опасных колдовских тварях и начнёт думать о завтраке.
Однако когда солдат наконец положил шляпу и заботливо ссадил мамашу-кошку с плеча, задумался он в первую очередь о завтраке для кошек.
— Им надо молока, — заявил он, — и хорошую миску свежей рыбки. Скажите этому вашему джинну, пусть принесёт.
Из горлышка бутылки взметнулась струя лиловато-синего дыма и сгустилась в раздражённое лицо джинна.
— Нет уж! — воскликнул джинн. — Моё правило — одно желание в день, а сегодняшнее уже израсходовано вчера. Пойдите половите рыбу в ручье.
Солдат яростно двинулся на джинна.
— Так высоко в горах никакая рыба не водится, — сказал он. — Крошка Полночь умирает от голода, а ведь ей ещё котёночка кормить!
— Тем хуже! — возразил джинн. — И не надо грозить мне, солдат. Кое-кому случалось превращаться в жаб и за меньшие провинности.
Солдат был человеком безусловно храбрым — или, подумалось Абдулле, безусловно глупым.
— Только попробуй, и я разобью твою бутылку — в любом обличье! — рявкнул он. — Я же не для себя прошу!
— Предпочитаю эгоистов, — возразил джинн. — Так что, ты правда хочешь стать жабой?
Из бутылки вырвалось ещё несколько клубов дыма, из них вылепились руки и принялись делать пассы, которые Абдулла, к своему ужасу, узнал.
— Нет-нет, молю тебя, остановись, о диамант среди духов! — поспешно сказал он. — Пусть его, солдата; а тебя я прошу снизойти и в виде великой любезности исполнить с опережением на день ещё одно моё желание — чтобы мы накормили этих зверей.
— Тебе тоже неймётся стать жабой? — уточнил джинн.
— Если в пророчестве сказано, что Цветок-в-Ночи выйдет замуж за жабу, сделай меня жабой, — благочестиво ответил Абдулла, — только сначала, о великий джинн, принеси молока и рыбы.
Джинн недовольно крутанулся:
— Чтоб оно провалилось, это пророчество! Ничего не могу с ним поделать. Ладно. Исполню я твоё желание, но за это меня оставят в покое на ближайшие два дня.
