Он снова услышал этот ненавистный голос – майор Мамут, комендант концентрационного лагеря! А вот этому типу он не собирался даровать жизнь. А тот между тем гудел в трубку:
– Виктор Акимович, сколько лет, сколько зим! Давненько вас не слышно! Милости просим, дорогой друг! Приедете сегодня ночью? Это же прекрасно – подготовим баньку, выпить, закусить, девочек добудем, и ваших сопровождающих не обидим, им тоже нальем… Сможете задержаться хотя бы до вечера следующего дня? Не уверены? Ну, что же вы так, Виктор Акимович? Приезжайте в любое время, наши двери всегда открыты… Да что вы говорите? В нашем контингенте затесалась парочка опасных преступников? Ничего удивительного, я всегда считал, что эта публика опасна для общества, и ее не перевоспитать даже каторжным трудом… В общем, отлично, Виктор Акимович, не будем тратить ваши деньги, ждем! Охрана на воротах получит соответствующий приказ пропустить дорогих гостей!
Майора трясло, он был унижен и испуган. Спецназовцы помалкивали, у парней хватило ума не подливать масла в огонь, этот человек еще не выполнил свою «историческую миссию». Джип катил по дороге к населенному пункту Болотное. Оттуда планировалось повернуть на юг – девять верст до Беленска… В семь вечера он съехал с дороги и растворился в лесу. Здесь не было ни деревень, ни промышленных объектов.
– Отдыхаем, джентльмены, – объявил Илья. – Ночка предстоит бессонная, и следующие сутки будут непростыми. Спим по два часа – двое на двое. Майора пристегнуть наручниками к раме. Мы с Фещенко отдыхаем первыми. В одиннадцать – подъем. Ужин, инструктаж, вечерняя молитва – и с Богом, в добрый путь…
Глава 8
«Врата ада» неумолимо приближались. Пот хлестал по спине, дрожащая картинка в глазах становилась черно-белой. Грунтовая дорога выходила на финишную прямую. Слева остался лес, померкли огоньки за деревьями – окраинные домики Беленска. Фары вырывали из мрака продавленную колею, пучки подорожника на обочинах. Показались высокие дощатые ворота, обитые железом, ограда, увенчанная извивами колючей проволоки. Белели изоляторы – верный спутник высокого напряжения, чего раньше не было, это объяснимо – заключенных стало гораздо больше. По сторонам от ворот проявлялись очертания долговязых «триффидов» – караульные вышки. На них горели прожекторы, освещая огороженную зону. Мандраж усиливался. Сжималось от страха храброе сердце, но отступать не собиралось. Это было дело чести. Притихли, подобрались товарищи. Сидел неподвижно, словно парализованный, майор Зейдлиц. Бойцы запоминали инструкции, все знали, что делать. И даже на случай безвыходной ситуации имелся план, в котором каждому была отведена своя роль…
До ворот оставалось двести метров. Сто пятьдесят… Зажегся прожектор над воротами, осветил приближающуюся машину. Джип подъезжал, озаренный «софитами», оставалось семьдесят метров, сорок…
Из калитки вышли трое автоматчиков. Двое остались на месте, на всякий случай изготовив «АК-74», третий побежал навстречу, махая рукой. Фещенко плавно затормозил.
– Опустите стекло, Виктор Акимович, – мягко попросил Илья.
Окно открылось.
– Слава Украине! – запыхавшись, сообщил боец и осветил рассеянным светом сидящих в салоне. Майора Зейдлица он знал в лицо. – Здравия желаю, господин майор! – отчеканил боец с напускной бодростью. – Проезжайте к зданию администрации, господин майор вас ждет.
– Трогай, – проворчал Зейдлиц.
Фещенко вздохнул, машина въехала в лагерь. Илья сидел на заднем сиденье, за спиной майора. Сердце отбивало африканские ритмы. Перехватило дыхание, когда машина покатила по центральной аллее, а за спиной со скрежетом стали закрываться ворота. Захлопнулась ловушка, отрезая путь назад…
Здесь все осталось по-прежнему. Центральный проезд, редкие деревья, продолговатые корпуса бараков, выстроенные в два ряда. Когда-то они были окрашены разноцветной краской, сейчас все выцвело, штукатурка осыпалась. Фонари и прожекторы на вышках работали в полную мощность. Лагерь был освещен. Колыхались тени часовых и патрульных. Озарялась мерклым светом спортивная площадка между вторым и третьим бараками. Там возились какие-то люди, доносились крики. Когда машина поравнялась с площадкой, Илья еще острее осознал, что переменами здесь не пахнет. К турнику вверх ногами был привязан человек. Он раскачивался, кричал от боли, а двое здоровяков с засученными рукавами били его дубинками. Этот парень, видно, в чем-то провинился. Несчастный истошно орал – боль была адская. Кто-то полез на турник, перерубил веревку – тело повалилось на землю. Под одобрительные выкрики подтащили второго, а первый лежал, не двигаясь, его продолжали бить, но уже ногами…
В пятом бараке тоже что-то происходило. Там горел свет, в отличие от остальных строений, за окнами мелькали тени. Из барака доносились крики, звуки ударов, кто-то хохотал – обычное развлечение надзирателей.
– Местечко, похоже, лютое, – пробормотал впечатленный Беженцев. – Кстати, мужики, вы в курсе, что за нами следует прожектор, и мы тут типа главные персонажи на вечеринке?
– Разберемся, – кивнул Илья. – Фещенко, ну что ты тащишься? Прибавь газу, только не рви. Через два барака по левой стороне будет здание администрации. К крыльцу не подъезжай, остановись слева, но чтобы от крыльца было не больше десяти метров. Виктор Акимович, приготовьтесь, наступает ваш звездный час. Ведите себя непринужденно, а легкую нервозность объясняйте вчерашним обстрелом и нападением на машину со штабными офицерами.
Джип повернул с аллеи на щебеночную дорожку, медленно подъехал к административному зданию, немного отличавшемуся от остальных бараков. Илья смотрел во все глаза. За этим бараком спортзал, там еще могли заниматься военнослужащие свободной караульной смены, нельзя привлекать их внимание. В нескольких окнах горел свет. Рядом с бараком никого не было, только на крыльце покачивался силуэт часового. На парковке у здания стояли две машины – микроавтобус «УАЗ» и старенький компактный джип иностранного производства. Фещенко остановился слева от крыльца, как и было велено, – со стороны центральной аллеи «Тойоту» закрыли местные машины. Луч прожектора наконец отвязался – видно, часовой посчитал неэтичным слепить людей. Пассажиры вышли из машины, разминали затекшие члены. С крыльца уже скатывалась знакомая фигура, и Илья напрягся – комендант Мамут собственной персоной! Эта сволочь тоже оставался все таким же – невысокий, мордатый, с узкими, близко посаженными глазками. Изменилась только прическа – теперь он был пострижен практически наголо.
– Приветствую, Виктор Акимович! – приветливо улыбнулся Мамут, протягивая руку.
– Приветствую, Геннадий Генрихович! – вымучив ответную улыбку, вяло пожал ее Зейдлиц.
– Господа! – Мамут небрежно повернул голову в сторону прибывших с майором автоматчиков.
Те нестройно пробормотали: «Здравия желаем, господин майор». Илья отступил в тень, повернулся боком, чтобы его лица не было видно. Мамут и не всматривался.
– Унылый ты какой-то, майор, – подметил он. – Не клеятся дела?
– Устал, дружище, – выдавил Зейдлиц. – День невероятно тяжелый. Еще этот обстрел, беготня по лесу…
