Тихон, выслушав товарищей, тихо сказал:
– А ну вас всех, я в монастырь подамся, деньги братии отдам в дар.
Услышав такие слова Тихона, все онемели от удивления. Никто не ожидал от него такого поступка. Вроде и набожностью особой не отличался, и в бою себя проявил жестко – немилосердно крушил боевым топором басурманские головы, как орехи. И вдруг – монастырь!
– Грехи на мне тяжкие, – еще тише, едва слышно произнес Тихон, и насупясь, отвернулся, отказываясь говорить о личном – болезненном и выстраданном.
И на втором ушкуе тоже трое высказали желание по приходу в Хлынов уйти из гребцов. Конечно, Михаил понимал, что разумный человек, да при деньгах, скорее всего, попытается начать свое дело. Когда над тобой начальника нет, дышится легче, но и риска прогореть больше. Однако ни Павел, ни Михаил не ожидали, что желающих уйти будет аж семеро. Фактически из старой команды, кроме кормчих, остался только Афанасий.
Гребцы – из бывших невольников – есть, но после ухода семерых человек фактически оказывался укомплектованным только один ушкуй. Михаил не особо расстроился – найдутся желающие, но в душе был немного уязвлен.
Вскоре дошли до Хлынова. Благо – он уже недалеко был, только прошли поворот и – вот он, во всей красе, город на семи холмах, как и Москва.
Наняли две подводы, перевезли груз домой к Михаилу. Не в лавку снесли, а в жилую комнату его. Сумерки уже опускались, потому Михаил отпустил всех, напомнив кормчему наказ – зайти завтра.
Домашние на радостях не знали, куда усадить Михаила да чем его угостить.
– Что-то долгонько тебя не было, ране быстрее оборачивался, – заметил дед.
– И товар чего-то не в лавку, а в жилье принес, – добавила бабка.
– Надо так. Спать хочу, устал я с дороги.
Он проспал долго и встал, когда Павел пришел.
– Ты еще в постели? Здоров же ты спать! Как Никита – на печи лежать хочешь?
– Прости, расслабился на домашней постели, и то – вымотался за плавание.
Михаил отсчитал четыре доли – по числу убитых гребцов.
– Знаешь, где семьи живут?
– Как не знать?
– Отдай с поклоном. Сам бы пошел, да слез женских боюсь.
На первое время Павел гребцов из невольников у себя поселил, да вскорости замечать стал – тяготятся они: негоже долго радушного человека стеснять, да куда деваться? Подобрал кормчий избу недалеко от своего жилища, поселил их там. Вроде утряслось все.
Несколько дней Михаил отсыпался да отъедался, а потом к Косте решил наведаться.
Поздоровались, обнялись, как братья.
– Ну, Мишаня, садись, рассказывай.
– А чего тут говорить? Как долю гребцам отдал, так и ушли все, свои дела открыть хотят.
– А ты чего думал? Это жизнь. Человек всегда ищет, где лучше. Деньги-то надежно спрятал?
– Надежнее не бывает. Притопил вместе с лодьей в укромном месте.
– Если о том больше двух человек прознает, это уже не тайна.
– Двое и знают – я да кормчий Павел, но он человек надежный. Еще, конечно, дома немного оставил – на жизнь да торговлю.
– Экий ты предусмотрительный да осторожный! Молодца! Я себе немного тоже оставил, остальное воинам раздал – трофей все же, на меч взятый. Ты в Москву на ушкуе сходить не хочешь? – неожиданно спросил он.
– Еще от Сарая не отошел. Да и гребцы у меня новые, из невольников бывших, хочу пока погодить.
– А я и не тороплю. Но через седмицу – желательно отправиться.
– Ох, Костя, смотри! Не мне тебя учить – по годам да положению не вышел. Только не к добру твои отношения с Москвой. Не все в городе хотят под руку великого князя Московского отойти.
– Молод ты еще разуметь в размахе государевом!
– Как в поход звал да в бой за сокровищами направлял – про возраст не говорил!
– Ты, хоть и молод, а силен в торговых делах, разворотлив, сообразителен – спору нет. Это ж надо, как хитро придумал – сокровища под водой схоронить, с судном вместе! – глаза Кости на мгновение сверкнули задором.
Костя встал, походил по комнате, подошел к Мишане и, положив тяжелые руки на плечи, вгляделся в глаза юноши. От его пристального взгляда молодой купец непроизвольно съежился. Решительно подняв руку, Костя с жаром продолжил:
– Ты в купеческом деле разумеешь, и то хорошо, но это одно. А тут – высота сферы, государственное устройство. Орда почему нас бьет? Молчишь? Потому как русские разрознены. Рязань – сама по себе, Хлынов – в стороне, Великий Новгород да Псков много себе вольницы хотят. Вот потому татары нас и ломят. А объединимся все, под одним началом – всех врагов одолеем. И Орду проклятую, и Казань примучим. Да, много у Руси врагов – не сосчитать. Те же германские псы-рыцари, шляхтичи польские. Ты всего и не знаешь в своем Хлынове. Думаешь, Хлынов – пуп Земли? Окраина зачу-ханная!
– Лжа! Напраслину возводишь! – задохнулся в обиде за родной город молодой купец.
– Тогда скажи: сколько лавок купеческих в Хлынове?
Мишаня мысленно стал считать.
– Вместе с моей – тридцать три наберется.
– Всего-то? В Москве столько на одной улице будет. Разницу зришь?
– Угу, – буркнул Михаил. – Только я еще знаю, что ежели край вятский под Василия Темного отойдет, купцам нашенским новые налоги платить придется.
– Придется какое-то время, – признал Костя. – Ты сейчас все одно налоги платишь, и часть из них, заметь – большая – ханскому баскаку идет. Он как клоп на городе – только сосет. А как под Москву отойдем, соберемся с силами, сбросим и ордынское ярмо, и казанское. Понял?
– Понял.
– Только язык за зубами держи и к поездке готовься. Ну, ты лучше меня знаешь, какие товары для торга купить, только учти – вместе со мной еще двое воинов будет и груз, потому можешь взять на двух гребцов меньше – мои заместо них будут. И обратно мы с тобой пойдем. Ты же в Москве не был?
– Не доводилось.
– Вот и посмотришь стольный город. Свои товары продашь, московские купишь. Сам заработаешь немного и нам услугу окажешь.
– Договорились, – согласно кивнул головой Мишаня.
Удовлетворенный результатом разговора суровый воевода расплылся в широкой улыбке:
– Что мы все о делах да о делах? Давай хоть пива или вина попьем. У меня управляющий пивовара хорошего нашел, пиво варит душистое, густое, тягучее. И рыбка копченая есть.
– Уговорил.
За столом о делах не вспоминали. Отдали должное действительно вкусному пиву. Но Мишаня больше на копченого угря налегал да на сочащуюся жиром белорыбицу. Ух и вкуснотища!
Неделю Мишаня вертелся как тот угорь. Меха закупил, немного игрушек дымковских, расписных. Тяжелого товара не брал, поскольку не знал, чего Костя грузить собирается. Умолчал ведь, хитрован.
