Михаил пошел, оглянувшись на ходу: интересно было – зачем Тихону веник? А тот шел по Мишкиным следам и, уничтожая их, заметал веником снег. Ловко! Так вот какую тайну хранит земля под Кукаркиной слободой!
Выйдя из оврага, уже наверху, на Кузнечной улице они стали прощаться.
– Спасибо тебе, Михаил, что из лап разбойничьих меня спас! Видно, божьим промыслом. Прощай, купец, даст бог – свидимся.
– Откуда ты знаешь, что я купец? Я же тебе говорил – гребец с ушкуя!
– Я тебя при свете узнал. Лавка у тебя есть, и девушка Лиза там работает.
– Откуда ты знаешь?
– В книжной лавке я с ней познакомился. Она «Житие святых» покупала. Читать любит, а это – редкость, тем более – для девушки.
Мишке стало неудобно за свое вранье.
– Извини, если что не так, Тихон, – он протянул ему руку.
Тихон пожал ее:
– Только о ходе подземном – никому.
– Обещаю! Ну, удачи тебе!
Мишаня направился к дому. Около него стояла подвода, и ушкуйники сносили товары в лавку.
Мишаня подошел, остановился в сторонке, понаблюдал, да и встал у входа. В лавке Лиза распоряжалась. «Рулоны сюда несите», – слышался ее голос.
Из лавки вышел ушкуйник Никита, наткнулся на Мишаню и, не узнав его, оттолкнул.
– В сторонку прими, не видишь – товар разгружаем.
Мудрено было в Мишане признать хозяина: зипун с чужого плеча – едва не до пят. Однако глазастая Лиза сразу его узнала.
– Ой, хозяин вернулся! – И кинулась ему на шею. – А сказали – сгинул, то ли в лесу заблудился, то ли утоп!
Никита рулон ткани чуть из рук не выпустил.
– Михаил! Ты живой?!
– Как видишь. Даже потрогать можно.
– А… э… – Никита не мог подобрать слов. – Да как же это? Павел к деду твоему пошел – о беде рассказать.
Мишаня вошел в дом, поднялся по лестнице и застыл у открытой двери в комнату деда и бабки. Слышался голос Павла:
– Так и получилось. Нигде нету. Посудили-порядили и решили в Хлынов ушкуй гнать. По воде уж шуга плыла. Не дай бог, думаю, лед встанет – что тогда? Хоть бросай ушкуй с товаром.
Мишаня вышел из-за притолоки.
За столом сидели дед с бабкой, вытиравшие слезы, и Павел с понурым видом – спиной к двери. Увидел дед Мишаню, рот от удивления открыл, бабку локтем толкает.
– Ты чего, старый, пихаешься?
А дед и сказать ничего не может, только пальцем на Мишаню показывает. Глянула бабка – Мишаня стоит, живой, – да как заголосит:
– Вернулся, любый мой внучек! А я уж и не чаяла живехоньким тебя увидеть!
Павел вскочил, глаза на Мишаню вытаращил.
– Это… Ты как здесь?
– Как еще – пешком, ты же меня не подождал, в лесу бросил, – жестко заявил ему Михаил.
– Что ты, что ты, как можно! Мы утром рано встали. Я беспокоился – морозец, как бы лед не встал. Хватились – нет тебя. Кабы разбойники напали, шум был бы, крик. Но даже дежурный ничего не заметил. Мы покричали, пошумели – никого. Решил я: если утоп ты, ждать бесполезно, а если заблудился в лесу, сам вернешься. Так оно и вышло.
– Разбойники меня в плен взяли – оглушили чем-то по голове да и уволокли. Освободиться удалось. Нас двое было в полоне – я и Тихон из Кукарки. Только вот пришли.
– И слава богу! – Павел выглядел обрадованным. И объяснял все складно. Ушкуй в целости привел, товары в лавку на подводе перевез. Все чин чином.
– Спасибо, Павел. Только кричал я вам вдогон. Правда, ушкуй уже далеко был, не услыхали вы меня.
Павел поклонился низко.
– Прости, Михаил, не со зла ушли. Ушкуй с товаром я спасал. Кабы знал. Ждал бы весь день.
– Бог простит, Павел, а я прощаю. Иди.
Скинул зипун на пол.
– В баню хочу. Кто у нас там во дворе, на охране?
– Вроде как Тит был.
Михаил вышел во двор, как был – в одной рубахе.
– Здравствуй, хозяин! С прибытием! – поприветствовал его Тит.
– Вот что, Тит, не в службу, а в дружбу – натопи мне печь. С дороги я, помыться хочу.
– О, святое дело! С дороги помыться – самое то, что нужно. С парком, с веничком, а опосля – пивко! Сделаю, как натоплю – скажу. Не изволь беспокоиться, хозяин.
Мишаня сначала смущался, когда его называли хозяином. Какой он хозяин? А потом привык. Сам трудом в поте лица хлеб насущный добывает, людям работу дает. Так кто он после этого? Хозяин и есть.
Он дождался баньки, хоть и устал, и спать хотелось. А уж после – поел. Нельзя в баньку-то сытым – париться плохо, сердце заходится. И в постель. Ну и что, что день на дворе! Ночью-то поспать не удалось, да и прошли много, ноги даже после бани гудели.
Проспал Михаил до утра. И утром еще бы спал, кабы не Лиза.
– Хозяин, Михаил, ты жив ли?
– А… – Михаил поднял голову. – Дала бы еще поспать, так хорошо! Сон чудный приснился.
– Так ведь полдень уже скоро, два раза еду в печи грела. Покушать бы надо.
Мишка ощутил приступ голода.
– Надо. Иди, накрывай на стол.
Поев, решил Михаил к Косте сходить. Поздравить-то его с назначением важным так и не успел. Хотел, да не пропустили. Обидно немного, да Михаил и сам понимал: не выбился он еще в старшину – не по возрасту, не по положению.
Костя встретил радушно.
– Давненько я тебя не видел! И поздравить даже не зашел!
– Заходил я – тем же вечером, только меня даже на порог не пустили.
– Неприятная конфузия… Прости – не успел воинов предупредить.
– Ладно, чего не бывает – понимаю.
– Я слышал, в последнем плавании у тебя неприятности были?
Во как! И суток не прошло, как Михаил в городе появился, а слухи уже до Кости дошли.
– Были, – неохотно признал Михаил. – Меня на стоянке разбойники в плен взяли. – И он рассказал Косте обо всем подробно, единственно, о чем умолчав – так это о подземном ходе.
– Опростоволосился ты слегка, парень, – заключил Костя. – Ничего, на ошибках учатся, какие твои годы.
Михаил преподнес Косте подарки – перстень с изумрудом, взятый из трофеев. Юрьев тут же его на палец надел, полюбовался.
– Подарок хорош! Чего дальше-то делать будешь, как жить?
– Не думал пока. Вот за товаром сходил – негоже дело бросать.
Костя поморщился.
– Сам видишь: плавать за товаром или с обозом на санях ходить – рискованно. Голову легко потерять, и никакие деньги тебе потом на том свете не нужны будут. Ты бы за серьезное дело взялся.
