Воз тянула Подружка Нэнси.
Кит тем временем трудился над заклинанием, которое, как он надеялся, должно было удержать солдат на отведенном участке. Как печально признал сам Кит на следующее утро, возможно, заклинания для шести десятков больших костров, которые он развел, чтобы солдаты могли греться, удались ему куда лучше. Во всяком случае, когда им пришлось снова тронуться в путь, большинство костров все еще продолжали весело гореть — и, похоже, вовсе не собирались гаснуть. Но хуже всего было то, что они не удосужились накануне вечером пересчитать солдат. Теперь приходилось это делать постоянно. Тогда, на первое утро, стало ясно, что почти четверть войска испарилась. Блейд с ужасом представил, что сейчас творят эти солдаты, — но они просто не могли никого отрядить на розыски. Чтобы оставаться в рамках положенного расписания туров, им необходимо было тащить оставшуюся часть этой кошмарной толпы дальше.
Солдаты оказались даже ужаснее, чем предполагал Блейд. Они были изобретательно, нагло, непокорно, убийственно ужасны. Вероятно, Блейду, Шоне и двум грифонам удалось на следующий день довести их до лагеря исключительно благодаря действию зелья. Солдаты идти не хотели. На третий день это сделалось очевидным: они охотно покинули лагерь, но потом просто уселись прямо в грязь у стен купола. Некоторые заработали серьезные царапины и даже раны, ибо Кит и Дон налетали на них и клевали, чтобы заставить их двигаться. Как заметил Блейд, поцарапанные потом дня два хвастались полученными ранами. Клевки не помогали — солдаты дальше не шли. Кит от злости вспомнил костры в лагере и, решив, что хоть это ему удается, снизился и создал вокруг солдат иллюзию огня. Пламя получилось немного тусклым и призрачным, и солдаты лишь повскакали на ноги, да и все. С места все равно никто не двинулся. «Да оно ненастоящее!» — закричали солдаты и снова уселись. И лишь после того как взбешенная Шона натравила на них плотоядных овец, они зашевелились. Точнее говоря, они побежали — а очаровательные белые овечки висели у кого па ноге, у кого на заду. Те, кому овечки не досталось, орали на бегу что-то насчет чудовищ.
Это был единственный случай, когда овцы оказались хоть в чем-то полезны. Все остальное время они создавали не меньше проблем, чем солдаты. Овцы поедали все, что им встречалось на пути — кроликов, мышей-полевок, птиц, — и пока не доедят добычу, с места не трогались. На ночь их нужно было куда-то запирать, иначе они пытались съесть собак. В конце концов Шоне пришлось вести их на магических поводьях, которые Кит с Блейдом первоначально изобрели для солдат.
Поводьями служили длинные нитки, вытянутые из бардовского одеяния Шоны. Идея принадлежала самой Шоне, а магия по большей части Киту, хотя Блейд тоже приложил руку. На третий день Шона возненавидела солдат еще сильнее, чем Блейд или Дон. Солдаты постоянно отпускали всякие замечания в ее адрес. Некоторые из этих замечаний можно было счесть лестными, но даже они относились исключительно к тому, какова Шона без одежды и как с ней надлежит обходиться. Прочие комментарии были просто ужасны. К счастью, Шона ехала на Красотке, а Красотка по-прежнему отказывалась подходить к солдатам ближе чем на сотню ярдов, так что большинства замечаний Шона просто не слышала. Но и того, что до нее все-таки доносилось, оказалось предостаточно. На третий вечер Шона допустила ошибку — принялась играть на скрипке в пределах слышимости солдат. Тс тут же сочинили непристойную песенку на этот мотив и принялись ее распевать — причем пели отвратительно. На следующий день их реплики сделались еще более бесстыдными.
На рассвете Шона, не выдержав, закричала, что она уйдет домой, если никто не придумает, как гнать этих типов с такой скоростью, чтобы им было не до разговоров.
— Вот ты и придумывай! — раздраженно огрызнулся Дон. Ему, как и всем остальным, с самого начала пути не удавалось выспаться. — Ты же у нас бард. Придумывать — твое дело.
Тогда Шона придумала поводья, и, к всеобщему облегчению, это сработало. Во всяком случае, поводья работали, если их натягивали поперек выхода из лагеря, так что солдатам волей-неволей приходилось в них входить, и если Дон или Кит летели впереди и волокли солдат за собой.
Но даже при всем при том солдаты как-то ухитрились по дороге поджечь хлебное поле, пастбище на склоне холма и лес. Как им это удалось — не знал никто.
— Да какая разница? — сказал Кит. — Все равно им полагается опустошать окрестности.
Блейд с сожалением оглянулся на стройные деревья, охваченные пламенем и клубами дыма. Ему было жаль лес. Он чувствовал боль деревьев. Это его удивило: Блейд никогда не думал, что его магия настолько схожа с магией Дерка.
Но хлопоты причиняли не только овцы, а и почти все прочие животные — как будто мало было других неприятностей. Например, Большая Клуша куда-то исчезла в первую же ночь. Все мрачно предположили, что ее, должно быть, прихватили с собой сбежавшие солдаты — чтобы съесть. И на второй день то и дело было слышно, как кто-то бормочет: «Просто подумать страшно, до чего огорчится Дерк!»
Тем вечером, когда они наконец-то добрались до лагеря, которого должны были достичь еще вчера, с неба послышался шум крыльев. Все подняли головы, ожидая увидеть Калетту.
— Как там дела с ключиками? — крикнул Кит в темнеющее небо.
— Это не Калетта, это я, — отозвалась сверху Лидда, кружа над головами. — Я не стану садиться — боюсь потом не взлететь. Я просто прилетела сказать, что Большая Клуша сегодня вернулась домой. Хотите получить ее обратно, чтобы она несла вам яйца? Мама сказала, что, если хотите, она ее сюда переместит.
— Оставьте ее себе! Я все равно терпеть не могу яйца! — крикнул в ответ Кит.
— А я люблю! — жалобно сказал Дон.
Но его задавили числом — что, впрочем, случалось нередко.
— Пусть остается там, где она есть! — прокричала Шона. — А что, мама сейчас дома?
— Она забежала на минутку, взглянуть, как там дракон! — ответила Лидда. — Она хочет знать, где вы сейчас! Я скажу ей, что вы пока недалеко ушли!
Лидда развернулась, и вскоре хлопанье крыльев затихло вдали. Воцарилась тишина.
— Не думаю, чтобы она хотела нас обидеть, — сказал Блейд.
— Нет, теперь мы сдохнем, но сделаем все по расписанию! — поклялся Кит.
И они с трудом продвигались вперед, пытаясь идти быстрее и волоча упирающихся солдат по полям и лугам. А на третий день им пришлось задержаться, чтобы похоронить одного из псов и обвязать тушу дружелюбной коровы веревками, чтобы ее могли тащить две лошади. Обоих убили солдаты — за излишнее дружелюбие. Брини — так звали пса — просто подошел к одному из солдат, стоявшему чуть в стороне от толпы. Пес махал хвостом. Он хотел знакомиться. А солдат преспокойно вытащил меч из пожен и отрубил Брини голову. Одна из коров двинулась следом за Брини — посмотреть, куда это он, — и напоролась на целый лес мечей. Блейд с трудом сдерживал слезы.
— Ну ничего, — сказала Шона Киту. — Зато у вас с Доном будет сегодня на вечер много мяса.
— Мы не успеем все съесть — оно испортится, — проклекотал Кит.
