— Мы, молодые офицеры, да и не только молодые, не раз обсуждали случай, когда Лисянский на «Неве» во время нашего первого кругосветного плавания на переходе из Новоархангельска в Макао в Китае ночью на полном ходу выскочил на песчаный остров, не обозначенный на карте, — думал о чем-то о своем Фаддей Фаддеевич. — Попытки стащить шлюп с помощью верпа закончились неудачей. К тому же в открытом океане практически отсутствуют приливы, которые можно было бы использовать для этой цели. Это тебе, к примеру, не северо-восточные заливы Охотского моря, где, как ты мне рассказывал, они достигают тридцати футов (около десяти метров), а то и более. Поэтому Лисянский приказал выбросить за борт все, что плавает, предусмотрительно привязав ко всем этим предметам буйки. И, сосредоточив команду на корме, в течение почти суток посменно пытался сдернуть судно с острова шлюпками, измотав и себя, и команду. И, надо отдать ему должное, все-таки добился своего. А потом еще несколько часов собирал выброшенные за борт предметы, успевшие рассредоточиться за это время на значительное расстояние, — и тяжко вздохнул. — А теперь такие же пересуды ожидают и меня…
— Ожидают, — не стал отрицать Андрей Петрович, — но в том плане, что если бы, мол, не было этого недоразумения, то Беллинсгаузен, скорее всего, не открыл бы Южный материк.
— Как так?! — опешил Фаддей Фаддеевич.
— Да очень просто. Этот случай, по их мнению, научил его, то есть тебя, Фаддей, осторожности, и он не стал гнать шлюп по ночам и в плохую видимость под всеми парусами, забывая об опасностях ледовой обстановки, грозящих катастрофой для экспедиции, а заодно и о Лазареве, который на своем более тихоходном «Мирном» болтается за кормой «Востока», извини, как дерьмо в проруби, чтобы, не дай бог, не отстать от флагмана. Вот так-то, друг любезный. И ничего более…
Фаддей Фаддеевич молча уставился в одну точку, думая тяжелую думу, и вдруг схватился за колокольчик.
— Старшего офицера ко мне! Срочно! — приказал он появившемуся, как тень, вестовому.
В дверь осторожно постучали, и в каюту протиснулся встревоженный старший офицер.
— Вызывали, Фаддей Фаддеевич? — настороженно спросил он.
— Проходите, Иван Иванович. Я хотел бы поручить вам дать инструкции вахтенным офицерам, чтобы они в ночное время или в условиях плохой видимости вели шлюп с убавленным количеством парусов. От датских проливов до Портсмута мы пойдем раздельно с «Мирным», и это будет для них хорошей тренировкой. А после Портсмута Лазареву в этих условиях будет легче держать строй кильватера. Каково ваше мнение?
Андрей Петрович усмехнулся: «Молодец, Фаддей! Ишь как прикрыл свою осторожность, вдалбливаемую в него мной, заботой о Лазареве. Комар носа не подточит!»
— Безусловно вы правы, Фаддей Фаддеевич, и ваше указание будет исполнено.
Капитан пристально посмотрел на старшего офицера, улыбнулся и неожиданно предложил:
— А не желаете ли выпить, Иван Иванович, дабы снять напряжение сегодняшнего суматошного дня?
Старший офицер неопределенно переступал с ноги на ногу, несколько смущенно посматривая на Андрея Петровича.
— А что я вас, собственно говоря, спрашиваю? — удивился сам себе капитан. — Подсаживайтесь к столу, прошу вас. Только, пожалуйста, не забывайте, что мы стоим на якоре в гавани, и теперь вы полный хозяин на шлюпе. А посему постарайтесь особо не нажимать на горячительное. Мы же с Андреем Петровичем, уж так и быть, пострадаем за вас… Кстати, — повернулся он к хозяину каюты, — будьте добры, распорядитесь о сервировке стола.
Андрей Петрович вызвал вестового и подошел к двери, чтобы дать ему соответствующие указания. Вполголоса он стал перечислять, что, по его мнению, должно быть на столе.
— Что вы там шушукаетесь?! — не выдержал Фаддей Фаддеевич, — накрыть стол по полной программе! Макар знает, как, — уточнил он.
И вестовые бросились «ставить на уши» и коков с камбуза, и вестовых из буфета кают-компании. Еще бы! Ведь отцы-командиры в первый раз после выхода из Кронштадта решили отдохнуть по-человечески…
* * *
Вестовые, накрыв стол, укрылись в каморке Матвея, готовые в любую минуту кинуться в адмиральскую каюту на звон колокольчика.
— Что-то капитан сегодня прямо-таки рвет и мечет, рвет и мечет? — тревожно посмотрел Матвей на Макара.
— А что, мы каждый день садимся на мель? — вопросом на вопрос недовольно ответил Макар.
— А-а-а!..
— Бэ-э-э!.. Я с нашим капитаном плаваю не первый год и вижу, как он переживает случившееся. Несколько лет тому назад мы еще на фрегате «Минерва», которым тогда, до «Флоры», он командовал, пошли на юг, к турецким берегам, но почти в самом центре Черного моря попали в страшный шторм, настоящую бурю. Страсть-то какая, вспоминать страшно!.. Корабль швыряло из стороны в сторону, как щепку. И вдруг, накрытый огромной волной, он лег на правый борт. Мачты с парусами, правда, зарифленными, в кипящей воде. Ну, все, конец!.. А капитан наш не растерялся и, используя силу волн, сумел-таки поставить фрегат на ровный киль.
Когда вернулись в Севастополь, адмирал де-Траверсе, командовавший тогда на Черном море, а теперь морской министр, не знал, как и обласкать его. Еще бы! И корабль спас от неминуемой гибели, и всю команду, — Макар призадумался. — Может быть, помня это, как поговаривали, он и поддержал нашего капитана при назначении на должность начальника экспедиции. Хотя, кто его знает?.. — мудро рассудил он. — А тут на тебе — конфуз на ровном месте… Вот он и рвет и мечет.
Вестовые помолчали, переживая за своего капитана.
— А наш капитан, Фаддей Фаддеевич, — продолжал Макар, — тогда, в бурю, чуть ли ни пинками прогнал с мостика мичмана, вахтенного офицера, который, как сказывают, умудрился поставить фрегат левым бортом к волне, и та, не мешкая, как игрушку, положила его на правый борт. После этого я что-то того мичмана и не видал… — И вдруг, отвлекаясь от воспоминаний, с надеждой посмотрел на Матвея. — Может быть, твой барин его успокоил? Ведь как-никак старые друзья, еще с Крузенштерном вместе хаживали по морям, по океанам. Мы же ведь с тобой только и успеваем что таскать туда-сюда кресло из капитанской каюты. Не зря же он приказал накрыть стол по полной программе? Да еще вызвал к себе старшего офицера. Я же знаю, что обычно так он делал при хорошем настроении…
— Может, и успокоил. Я слышал, как капитан нахваливал моего Андрея Петровича.
— Ты что, подслушивал их разговоры?! — с испугом, отшатнувшись, спросил Макар.
— Да нет, что ты, как можно! Просто как-то во время их беседы Андрей Петрович вызвал меня по какой-то надобности, и я краем уха и услышал об этом.
— Смотри, Матвей! Ты раньше служил вестовым в кают-компании, а это совсем другое дело. Там только и знай, что сервировать стол, да вовремя подавать кушанья господам офицерам… А здесь ты в прислуге у самого господина почетного ученого, да еще друга начальника экспедиции. И если что не так, спишут тебя, как миленького, в вахтенную смену, и будешь ты своими беленькими ручками шкоты сучить, да на реях, на самом ветрище, рифы на парусах подвязывать и со слезами на глазах вспоминать свою прежнюю службу. Вот так-то, брат, такова наша матросская доля…
