— Приятно, конечно, не отрицаю… — зарделся Фаддей Фаддеевич. И тут же вскинулся: — Но я к этому никакого отношения не имею — это ваши с Крузенштерном происки за моей спиной, господа почетные члены академии!
— Какие же мы с Иваном Федоровичем подлецы! — сокрушенно воскликнул Андрей Петрович. — Как это посмели своим коварством «обидеть» столь уважаемого человека? А вот я, грешным делом, был бы совсем не против, если бы кто-то вел подобные «происки» за моей спиной.
— Не прибедняйся, «обиженный»… И так весь увешен звездами да крестами, — откровенно рассмеялся Фаддей Фаддеевич. — Да еще через самого государя тянешь горячо любимого Матвея в чиновники…
— Не глумись, Фаддей, это — святое, — уже вполне серьезно осадил тот друга.
— Сдаюсь, Андрюша, — поднял вверх руки Фаддей Фаддеевич. А затем, как бы подводя итог, задумчиво добавил: — Все-таки не обошел нас с тобой Господь государевыми милостями… — и потянулся за бокалом. — Очень рад и за Лазарева, — признался он. — Ведь Михаил Петрович по заслугам произведен из лейтенантов сразу, через ступень капитан-лейтенанта, в чин капитана второго ранга и стал, как и ты, кавалером ордена Владимира первой степени.
— А мне, честно говоря, запомнился наш гардемарин уже в мундире мичмана, сияющий, как рождественский пряник.
— Мой протеже, между прочим. В самый последний момент успел включить Романа в состав экспедиции.
— Наш пострел везде поспел, — усмехнулся Андрей Петрович. — Ты мне лучше скажи, Фаддей, почему это я только сейчас узнаю о том, что ты представил меня к награждению вторым по значимости орденом империи — Владимира первой степени — еще в Порт-Жаксоне?
Тот скептически посмотрел на друга.
— Ученый ты вроде бы человек, Андрюша, а задаешь вполне дурацкие вопросы! Ведь ты же должен понимать, что представить к ордену, это далеко не то же самое, что наградить им. Решают-то это, голова садовая, не в Порт-Жаксоне, а здесь, в Петербурге. Мало ли что могло случиться за это время, а я за это должен был бы перед тобой хлопать невинными глазами?!..
Андрей Петрович рассмеялся:
— Ну и выдержка у тебя, дружище! Прямо-таки позавидуешь.
— На том и стоим, Андрюша. А, между прочим, тебе не показалось странным, что только через много лет за твои заслуги и в Калифорнии, и в Новой Зеландии тебя уже задним числом произвели в штабс-капитаны гвардии и наградили орденом Анны второй степени? И почему ты за это не обижаешься на уже покойного Баранова, что он-де не сообщил тебе об этих своих представлениях?
— Просто потому, что он не был моим другом, — не сдавался Андрей Петрович.
— Между прочим, я тебе не только друг, но и такой же, как и он, руководитель и твой непосредственный начальник. Так что не путай Божий дар с яичницей, — назидательным тоном, как во время обучения его премудростям морской науки во время совместных вахт на шлюпе «Надежда», сказал Фаддей Фаддеевич.
И с облегчением подумал о том, что наконец-то снял с себя груз, так тяготивший его все это время.
* * *
— Ну и чем думаешь теперь заниматься? — спросил Фаддей Фаддеевич, продолжая разговор.
— Во-первых, наконец-то исполню обещание, данное батюшке перед его кончиной. Правда, по причинам, тебе известным, спустя лишь два года. — Лицо Андрея Петровича исказила гримаса внутреннего страдания, и Фаддей Фаддеевич успокаивающе положил руку на плечо друга. — Объеду все имения, разберусь с делами на месте… В общем, сменю обстановку.
Во-вторых, закончу почти готовый роман и буду решать вопрос об его издании, преодолевая определенные трудности.
— О чем ты говоришь, Андрюша? О каких таких трудностях? — возмутился Фаддей Фаддеевич. — Я же, как ты знаешь, с огромным интересом прочитал твое творение от корки до корки и, будучи свидетелем многих описанных в нем событий, был поражен как живости их изложения, так и познавательной ценности всего произведения для будущих читателей.
Андрей Петрович усмехнулся.
— Ты, Фаддей, лицо заинтересованное, а издателей в первую очередь будут интересовать вопросы реализации напечатанного произведения. Именно от этого будут зависеть и условия договора, и его тираж.
— Я могу, например, используя свой теперешний авторитет, подписать написанное тобой предисловие.
— Спасибо тебе, конечно, за предложение, но это, к сожалению, отпадает по причине как бы самовосхваления. Ты же в романе являешься одним из главных действующих лиц.
Фаддей Фаддеевич поморщился как от зубной боли и безнадежно махнул рукой. Затем встрепенулся и хлопнул себя по лбу.
— Какой же я идиот! Не зря, выходит, говорят, что русский мужик силен задним умом.
— Ты, как я вижу, Фаддей, успел уже причислить себя и к русским мужикам? — по-дружески улыбаясь, заметил Андрей Петрович.
Тот непонимающим взглядом уставился на него. И вдруг его глаза вспыхнули гневом.
— Ты в своем ли уме, потомственный русский дворянин?! Черт со мной, а Крузенштерн и Коцебу, которые уже вписали свои имена в историю русского флота?! А Врангель
[54]
и Литке
[55]
, которые своими делами еще прославят Россию?! А десятки других прибалтийских немцев, верой и правдой служащих на флоте нашему Отечеству?! — Фаддей прямо-таки сверлил негодующим взглядом Андрея Петровича.
А тот, явно не ожидавший такой бурной реакции друга на, в общем-то, невинную, с его точки зрения, дружескую подковырку, опешил. Сам того не желая, он неожиданно затронул, как оказалось, очень болезненную точку представителя национального меньшинства. «Черт меня что ли дернул за мой язык? — раздосадовано думал он, ругая себя. — Но слово-то не воробей — выпустишь, не поймаешь…» И Андрей Петрович с такой мольбой в глазах о прощении глянул на друга, что Фаддей Фаддеевич сразу же замолк, словно наткнувшись на невидимую стену. Так они молча и смотрели друг на друга — глаза, оказывается, порой могут сказать гораздо больше, чем самые красивые слова.
И Фаддей Фаддеевич, сразу же остыв и успокоившись, лишь добавил:
