— Добро! Благодарю за службу, братец!
— Рад стараться!
И послышались его удаляющиеся шаги.
Ольга Павловна ахнула и, выскользнув из постели, быстро оделась, а уже затем метнулась к зеркалу, чтобы привести в порядок прическу.
— Не спеши, Оля, у нас еще достаточно времени, чтобы привести себя в порядок, — успокоил ее Степан Петрович, одеваясь.
— Так мне же еще надо успеть застлать постель, Степа! — упрекнула его она.
Тот притворно вздохнул:
— Правильно все-таки говорят, что не родись красивой, а родись мужчиной.
— Ну уж нет! — звонко, по-девичьи разрумянившись, рассмеялась Ольга Павловна. — Иначе бы у меня не было тебя, Степа, дорогой ты мой человек…
Он обнял ее.
— Не знаю, какой из меня любовник, но ты, Оля, клянусь, в полном порядке!
— Не скромничай, Степа, — улыбнулась та, лукаво глянув на него. — Дай-то Бог каждому мужчине иметь хоть толику твоих любовных способностей…
Тот, отстранившись, испытующе посмотрел на нее:
— Ты рассуждаешь так, как будто у тебя для сравнения было немало других мужчин!
— Успокойся, дорогой ты мой! — рассмеялась Ольга Павловна. — Просто у меня было много подруг.
— Ты хочешь сказать, что опытных подруг? — никак не мог успокоиться он.
Та же снисходительно посмотрела на него:
— Вы, мужчины, даже не подозреваете, какое большое значение имеют интимные отношения для нас, женщин. И наши тайны, связанные с ними, которые можно доверить только самым близким подругам.
И тут Степан Петрович неожиданно рассмеялся.
— Ты чего это, Степа? — встревоженно спросила Ольга Павловна, озадаченная резкой переменой его настроения.
— А ларчик-то просто открывался… — хохотнул тот, хлопнув себя ладонью по лбу. — Просто я вспомнил слова, сказанные моим братом, кстати, в присутствии тебя и Марии в квартире, которую Андрюша снимал на Алеутской улице во Владивостоке.
— Какие такие слова? — насторожилась та.
— Да о том, что если одна из подруг, разумеется, по секрету сообщила о чем-то другой, то это было бы то же самое, как если бы она об этом громко сказала на площади, полной народу.
— А что, у вас, мужчин, разве по-другому? — испытующе посмотрела на него Ольга Павловна. — Свежо предание, да верится с трудом, — саркастически улыбнулась она.
Тот с чувством превосходства и долей сожаления посмотрел на нее:
— У нас, мужчин, да. Мы можем доверить другу любую, самую сокровенную тайну, будучи твердо уверенным, что она не станет достоянием гласности. Конечно, как говорится, в семье не без урода. И среди мужчин встречаются отдельные личности с отклонениями в психике. Но это лишь досадные исключения, — подчеркнул он. — В то время как женщина, узнавшая что-то, никак не может смириться с тем, что те, другие, не знают о том, что она знает это самое что-то. Это выше ее сил. Это предательство по отношению к самой себе, любимой, — от души рассмеялся Степан Петрович, довольный сделанным выводом из области, казалось бы, недоступной для мужского понимания женской психологии.
Теперь облегченно рассмеялась и Ольга Павловна, тонкой женской душой понявшая, что ее возлюбленный наконец-то освободился от возникших было у него смутных подозрений в ее супружеской неверности.
— Что же касаемо большого значения интимных отношений для вас, женщин, то разреши не согласиться с тобой.
Та вопросительно посмотрела на него, озадаченная ходом его мыслей, непонятных для нее.
— Я имею в виду фригидных женщин, для которых интимные отношения с мужчинами, как мне известно, не имеют столь существенного значения.
Ольга Павловна облегченно рассмеялась:
— Так это же редкое исключение, Степа, как любишь говорить ты, из каждого правила. Во всяком случае, среди моих подруг подобных исключений не наблюдалось. Но ведь и среди мужчин встречаются отклонения, связанные с проблемами потенции.
Тот иронически посмотрел на нее:
— Это далеко не одно и то же, Оля. Мужчины-импотенты так же, как и все остальные, страстно желают интимной близости, однако у них возникают определенные трудности при этом по физиологическим показаниям, как сказала бы ты. В то время как фригидные женщины, если так можно выразиться, всегда вполне «работоспособны» в этом отношении.
— Эх ты, мой физиолог, — рассмеялась та. — Давай-ка лучше радоваться тому, что сия горькая чаша миновала нас с тобой!
— И то правда, дорогая. И давай-ка выдвигаться к трапу, чтобы встретить очередной плод нашей с тобой любви.
Ольга Павловна прямо-таки расцвела, с преданностью и любовью глянув на него.
* * *
Сразу же по прибытии всех кораблей эскадры в Бизерту начальник ее штаба контр-адмирал Машуков по поручению командующего, вице-адмирала Кедрова, вступил в переговоры с французским морским префектом с целью снятия карантина и перевода беженцев и воспитанников Морского корпуса на берег. Тот сослался на распоряжения французского командования, которые он не мог отменить, однако пошел ему навстречу в отношении воспитанников Морского корпуса и, не дожидаясь распоряжений из Парижа, предоставил на выбор корпусу один из лагерей и фортов береговой обороны, находящихся вблизи Бизерты.
«Видимо, этот вопрос прорабатывался французами заранее», — понял Машуков. Поблагодарив префекта, он доложил об этом командующему, и тот дал указание вице-адмиралу Герасимову создать соответствующую комиссию для обследования фортов.
Осмотрев их, комиссия во главе с капитаном 1-го ранга Александровым остановила свой выбор на форте Джебель-Кебир, разоруженном в данный момент, для размещения воспитанников корпуса, а на близлежащем лагере Сфаят — для обустройства преподавателей и обслуживающего персонала с семьями, служб и складов.
Гора Кебир находилась в трех километрах от Бизерты по прямой линии, но по извилистой пыльной дороге надо было пройти километров шесть. С вершины горы открывался с двух сторон вид на море, а впереди виднелся город и огромное озеро. На самой горе находился французский военный форт, построенный в конце прошлого века.
Фасад крепости представлял собой ряд больших и малых каменных сводчатых казематов и двух капониров*. В пяти метрах от казематов тянулся высокий вал, образуя вдоль всего форта ров. Четыре больших каземата имели железные нары в два яруса и были рассчитаны на 64 человека каждый. Через орудийную бойницу и амбразуру проникал свет, но после 16 часов в дальней половине помещения уже нельзя было читать.
Перед главным входом в форт находился большой плац, на котором можно было проводить занятия по строевой подготовке и устраивать парады. А в одном из капониров намечалось размещение церкви.
Первым в нем обосновался капитан 1-го ранга Китыцын со своей знаменитой Владивостокской ротой с «Якута». Они пережили агонию Морского корпуса в Петрограде и исход с Дальнего Востока, пересекли в исключительно тяжелых условиях океаны и моря, чтобы добраться до Севастополя перед самым началом эвакуации Черноморского флота из Крыма.
