— А теперь вы, господа, как я понимаю, хотели бы встретиться с кадетом Чуркиным?
— Вы правы, Александр Михайлович, но только ненадолго, — предупредил Андрей Петрович.
— Что так? — удивленно спросил тот.
— Объективные причины, Александр Михайлович, — несколько смущенно ответил старший брат и пояснил: — Дело в том, что мы приехали сюда, в форт, на извозчике, который согласился некоторое время подождать нас у входа. Ведь будет, как мне кажется, не очень здорово, если контр-адмирал и капитан первого ранга будут возвращаться в город пешком по пыльной дороге.
Вице-адмирал улыбнулся:
— Выходит, что вас, господа, интересовала не столько встреча с юным кадетом, сколько со мной, директором Морского корпуса?
— Вы очень проницательны, Александр Михайлович! — рассмеялся Андрей Петрович.
— А я, признаться, надеялся пригласить вас отобедать к себе домой, в Сфаят, дабы порадовать Глафиру Яковлевну, мою супругу, знакомством и беседой со столь интересными людьми.
Андрей Петрович смущенно развел руками.
Директор нажал кнопку звонка, и в дверях появился офицер, видимо, его адъютант.
— Позовите ко мне кадета Чуркина! — приказал вице-адмирал. — И даже в том случае, если тот сейчас находится на занятиях, — уточнил он, мельком глянув на часы.
* * *
Степан Петрович без стука прямо-таки ворвался в комнату флигеля, снимаемого братом.
— Слава Богу, что ты здесь! — воскликнул он.
— Что случилось, Степа?! — с тревогой спросил Андрей Петрович, видя его возбуждение.
— Кронштадт восстал! — выпалил тот, передавая ему газету.
Андрей Петрович быстро пробежал сообщение агентства «Франс Пресс» на первой странице с заголовком, набранным крупным шрифтом. Затем со злорадной усмешкой посмотрел на брата:
— Опомнились матросики, «верные рыцари революции», когда им хвосты прищемили. «Мир — хижинам, война — дворцам!», «Грабь награбленное!» — провозглашали большевики, возбуждая и используя в своих интересах низменные инстинкты оголтелой толпы. И те и грабили, и убивали так называемых господ, а в первую очередь офицеров, чему я был свидетелем, — тяжко вздохнул он, вновь переживая страшное минувшее. — А когда те же большевички по пресловутой продразверстке стали своими продотрядами подчистую выгребать так называемые «излишки» урожая, выращенного их отцами и братьями, а попросту говоря, грабить крестьян, они вдруг как-то сразу прозрели!
Он встал и заходил по комнате.
— Но ведь это же далеко не игрушки, Андрюша! — с нескрываемой радостью в голосе воскликнул Степан Петрович. — Ведь сам Кронштадт, главная база Балтийского флота, поднялся против большевиков!
— Это, конечно, так, Степа. Это, без сомнения, удар под дых большевикам. Однако их Красная армия окрепла за время Гражданской войны. Тем не менее, как мне представляется, большевикам будет очень даже опасно бросать против Кронштадта красные войска, которые могут быть разагитированы матросами и перейти на сторону восставших. Вот тогда большевикам точно придет конец. То же самое может случиться и в случае использования ими отрядов вооруженных питерских рабочих.
— Следовательно, над большевиками нависла серьезная опасность! — возликовал Степан Петрович.
— Без сомнения, — согласился Андрей Петрович. — Но при этом надо иметь в виду изворотливость большевиков, сумевших разгромить хорошо вооруженные и обученные армии Деникина, Колчака и Юденича, наступавшие со всех сторон на Москву, куда те предусмотрительно перенесли столицу. А ведь ты помнишь, Степа, как мы, изгнанники своего Отечества, рассчитывали на их успех?! Поэтому ни в коем случае нельзя недооценивать возможности большевиков. Ведь нас же с тобой учили в Морском корпусе, к чему может привести недооценка противника. Да что там далеко ходить, когда мы с тобой сами были свидетелями того, к чему привели шапкозакидательские настроения, царившие в России в начале Русско-японской войны.
— Что было, то было, — согласился тот. — Из песни, как говорится, слов не выкинешь.
— Только очень жаль, что восстание в Кронштадте, по-видимому, вспыхнуло стихийно.
— Ты почему так считаешь, Андрюша? — искренне удивился Степан Петрович.
Тот внимательно посмотрел на брата.
— Да потому, Степа, что если бы оно началось чуть позже, уже после того, как Финский залив освободился бы ото льдов, то Кронштадт действительно стал бы неприступной крепостью для большевиков, торчавшей у них как кость в горле.
— Я преклоняюсь перед тобой, Андрюша! — от чистого сердца воскликнул Степан Петрович. — Ты рассуждаешь, как истинный стратег!
Андрей Петрович улыбнулся:
— Так эта же стратегия лежит на поверхности…
— Финского залива? — перебил его Степан Петрович, уточняя.
— Вот именно! — оценил тот чувство юмора младшего брата. — А если серьезно, то хорошо подготовленному штурму Кронштадта не помогут и мощная корабельная артиллерия линейных кораблей, и не менее мощная артиллерия его фортов.
— Таким образом, крути — не крути, а остается только с надеждой на успех восстания следить за его развитием, — подвел итог их обмену мнениями Степан Петрович.
— Выходит, что так, — согласился с ним старший брат.
* * *
Каюта командира «Гневного», несмотря на то что и была довольно просторной, еле вместила командиров миноносцев дивизиона, как по команде собравшихся в ней после опубликования в местной газете сообщения о восстании матросов Кронштадта. Событие было настолько из ряда вон выходящим, что вызвало у них настоятельную потребность обменяться мнениями по этому поводу. А с кем и где? Разумеется, с боевыми товарищами на борту миноносца командира дивизиона.
Вестовые только успевали по приказу старшего офицера, встречавшего гостей, переносить из кают-компании* стулья в каюту командира. Те уже, конечно, успели узнать через работавший без сбоев «матросский» телеграф, что командир дивизиона не передавал приказа на сбор командиров миноносцев, но по их возбужденному виду поняли, что произошло что-то явно неординарное. А командиры, между тем, в отсутствие хозяина каюты оживленно обменивались мнениями.
Степан Петрович, вернувшийся на «Гневный», не был удивлен докладом старшего офицера о неожиданном прибытии на него командиров кораблей дивизиона. Тот же доложил ему и о своем решении собрать командиров не в просторной кают-компании, где было бы, конечно, уютнее, а в его командирской каюте, учитывая особую конфиденциальность предстоящего разговора, предназначенного явно не для ушей любопытных вестовых. И предупредил его, что сам будет находиться в районе командирской каюты, чтобы избежать возможной утечки информации.
— Благодарю вас, Владимир Аркадьевич, за принятые вами меры предосторожности.
Тот облегченно выдохнул. «Командир — он и есть командир! — рассудил старший офицер. — И моя обязанность предусмотреть все, касающееся его, в том числе и по вопросам безопасности».
