Андрей Петрович, еле сдерживая слезы, быстро вышел на террасу. «Господи, что же испытывают дети наших беженцев?! — чуть ли не простонал он. — Да и не только дети, — признался он сам себе. — На что же обрекли себя русские люди, отказавшись жить под властью большевиков! Причем отказались добровольно. И этой нищете, похоже, не видно конца… — Он вздохнул, а затем слабо улыбнулся: — Утешает лишь то, что Степа со своей семьей будет иметь надежное пристанище, благодаря отцу и нашим предкам». И, справившись с минутной слабостью, вернулся в комнату.
— С Павликом все гораздо проще, — произнес он уже спокойным голосом, и все облегченно вздохнули. — Являясь воспитанником Морского корпуса, он должен неустанно грызть гранит науки. — Лицо кадета порозовело. — А посему прими от меня, Паша, подарок, имеющий глубокий символический смысл, — и, достав из ящика письменного стола футляр, протянул его племяннику.
Тот, сгорая от нетерпения, открыл футляр.
— Авторучка! — восторженно воскликнул кадет, окинув присутствующих счастливыми глазами.
— Это «Паркер» с так называемым золотым вечным пером, — пояснил Андрей Петрович.
— Вот здорово! — снова воскликнул Павел, вновь вызвав улыбку у его дяди. — Ведь именно такую я видел только у нашего директора в его кабинете, когда тот вызвал меня для встречи с дядей Андреем и папой, — пояснил он матери и сестре.
— Ну и глазаст же ты, кадет! — искренне удивился Андрей Петрович. — И когда только успел рассмотреть ее?
— Как учил меня папа, флотский офицер должен быть наблюдательным.
Все рассмеялись.
— Оказывается, твоя школа, Степа!
— Яблоко от яблони далеко не падает. Это уже народная мудрость, Андрей Петрович, — заметила счастливая Ольга Павловна, благодарно глянув на супруга.
— Учитывая твою наследственность, ты, Паша, непременно должен быть одним из первых по успеваемости. Только это, как мы с твоим отцом уже говорили тебе в кабинете директора Морского корпуса, позволит тебе по его окончании претендовать на поступление в Сорбонну.
— Тем более, являясь обладателем «Паркера», — уточнил, улыбнувшись, Степан Петрович.
— Есть быть одним из первых по успеваемости, ваше превосходительство! — озорно блеснул глазами кадет, вскочив со своего места.
— И прошу, Паша, без балагурства! Это, поверь, очень серьезно. Ведь теперь твое будущее зависит уже только от тебя.
Тот смущенно опустил глаза, а затем уже серьезно посмотрел на адмирала:
— Я все понял, дядя Андрей!
— Ну и, слава Богу! И не тянись передо мной, как перед директором Морского корпуса! А теперь садись! — распорядился контр-адмирал.
Ольга Павловна облегченно вздохнула, а у Ксении загорелись глаза:
— Выходит, что Павлик будет учиться в Париже?
— Вполне возможно, Ксюша, — согласился Андрей Петрович. — Кроме того, вполне возможно, что и ты будешь учиться там же.
Ксения вопросительно посмотрела уже на отца — ведь высшим авторитетом для нее был только он.
— Дядя Андрей прав, — подтвердил тот.
И брат с сестрой радостно обнялись.
— Ну что же, дорогие мои, официальная часть, если так можно выразиться, окончена, и мы со Степаном Петровичем укроемся, пожалуй, на некоторое время на террасе. Ты не против этого, Ольга Павловна?
— Да уж посекретничайте, мужчины. Что с вами поделаешь? — понимающе улыбнулась та.
Как только они вышли на террасу, Степан Петрович сразу же жарко воскликнул:
— А ведь штурм-то Кронштадта отбит!
Брат утвердительно кивнул и уточнил:
— И заметь, Степа, всего через несколько дней после открытия срочно созванного съезда большевиков.
— Ты это к чему, Андрюша? — насторожился тот.
— Да к продолжению нашего предыдущего разговора, в котором я упоминал об изворотливости большевиков, — и, видя непонимание в глазах брата, пояснил: — Ты, наверное, обратил внимание на то, что в сообщении о провале первого штурма Кронштадта как бы вскользь упоминалось о репрессиях, которым якобы подверглись некоторые участники штурма? — Тот утвердительно кивнул. — Следовательно, пусть и частично, подтвердились мои предположения о возможности разагитации красных войск восставшими матросами. И теперь большевики, усилив группировку войск для повторного штурма Кронштадта и учтя допущенные ошибки, бросят в ее первых рядах делегатов съезда, которые в своем подавляющем большинстве являлись участниками Гражданской войны и, вследствие этого, обладают определенными военными знаниями и боевым опытом. И вот эти фанатики увлекут своим порывом штурмующие красные войска.
— Ты уверен в этом, Андрюша? — дрогнувшим голосом спросил Степан Петрович.
— Ни в чем, Степа, уверенным быть нельзя. Однако, учитывая логику событий, у большевиков, как мне представляется, просто нет другого выхода. К тому же командовать штурмом будет Тухачевский*, хорошо подготовленный в военном отношении бывший офицер.
— Не тот ли, который командовал красными войсками в войне с Польшей?
— Тот самый, Степа, тот самый… Хотя Пилсудский* и обломал ему рога под Варшавой, — усмехнулся Андрей Петрович. — А вообще-то, Степа, я не понимаю, как это офицеры могут перейти на службу к большевикам? — вдруг взъярился он. — Я еще могу понять армейских офицеров, выходцев из разночинцев, которые среди них составляют большинство. Но дворяне, к коим принадлежит и Тухачевский, окончивший, кстати, привилегированное Александровское военное училище, так как в него принимали в основном дворянскую молодежь?!
Степан Петрович понимающе посмотрел на брата:
— Гражданская война, Андрюша, и этим все сказано, — коротко ответил он. — А дворянство? Оно ведь тоже разное, — и вдруг рассмеялся. — Ведь и Ленин, один из главных вождей большевиков, тоже, кстати, из дворян. И чихвостит направо и налево таких же выходцев из его же сословия со всей пролетарской ненавистью. Вот так… Что же касается офицеров, то как раз привлечение их в армию по мобилизации в качестве так называемых военспецов и позволило большевикам, к сожалению, достигнуть перелома в борьбе с Белым движением.
— Спасибо тебе, Степа, за прекрасный анализ этого социального явления. Ты, безусловно, прав.
Тот усмехнулся:
— Не часто мне, Андрюша, приходится слышать слова одобрения из уст старшего брата. Тем не менее я хотел бы поделиться с тобой выводом, который сделал один из командиров миноносцев. А заодно услышать и твое мнение по этому поводу.
— Я весь внимание, Степа!
— Старший лейтенант Манштейн считает, что в случае подавления Кронштадтского восстания большевики неизбежно будут вынуждены изменить свою экономическую политику. — Андрей Петрович согласно кивнул головой. — В этом случае они значительно укрепят свои позиции и будут править Россией еще долгие годы. А наша голубая мечта о скором крахе большевизма отодвигается тем самым на неопределенное время.
