Тот усмехнулся:
— Если вы не возражаете, Степан Петрович, то я бы хотел вначале услышать ваше мнение по лично моей кандидатуре.
— Не возражаю, Владимир Аркадьевич, — улыбнулся командир скрытой иронии своего помощника. — Мы с вами служим на «Гневном» с шестнадцатого года. — Тот утвердительно кивнул головой. — Вначале вы были минным офицером, а затем заняли должность старшего офицера после того, как ваш предшественник погиб в бою с германским крейсером «Бреслау». Должен сказать, что за все эти шесть лет у меня не было особых претензий к вам как к старшему офицеру, за исключением неизбежных для вашей хлопотливой должности мелочей.
Старший лейтенант смущенно опустил глаза.
— Так что я был бы рад, если бы вы согласились разделить вместе со мной до конца судьбу «Гневного» и его экипажа, — сказал Степан Петрович, твердо посмотрев тому прямо в глаза.
— У старшего офицера не может быть мнения, отличного от мнения командира. Но это в соответствии с требованиями Морского устава, а чисто по-человечески я благодарен вам, Степан Петрович, за столь высокую оценку моей службы на «Гневном». И я готов быть на нем с вами до конца, каким бы печальным он ни был.
— Не так уж и долгого, — в тон ему заключил капитан 1-го ранга и крепко пожал его руку. — Другого ответа от вас я и не ожидал, — признался он. — А, если не секрет, каковы ваши планы на будущее? Я имею в виду после прекращения существования Русской эскадры и спуска Андреевских флагов на ее кораблях, — уточнил командир.
Тот отвел глаза в сторону.
— Если быть честным, то никаких. И, поверьте, Степан Петрович, даже как-то не хочется и думать об этом, — тяжко вздохнул старший лейтенант. — Ведь я же давал клятву на верность служения своему Отечеству, а где же оно, это Отечество?! — воодушевился Владимир Аркадьевич. — Идти служить большевикам, как Тухачевский и ему подобные? А как быть с честью офицера?! Увольте, уж лучше пулю в лоб… — признался он и уточнил: — Да к тому же еще неизвестно, что ждет их впереди, зная коварство большевиков. Добьются своих целей и выбросят их за ненадобностью, как использованный презерватив. И это в лучшем случае…
— Не слишком ли мрачно, Владимир Аркадьевич? — спросил Степан Петрович, несколько удивленный неожиданным всплеском эмоций у всегда сдержанного старшего офицера.
«И ведь теми же самыми мыслями мучаются и все офицеры эскадры, не находя выхода из создавшегося положения. Ведь они мало того что оказались не только на чужбине, но и вообще остались без Родины, — вздохнул он. — А жить-то надо. Вернее сказать, выживать. И не столько самим, сколько их семьям, оставшимся практически без средств к существованию».
— Понимаете, Степан Петрович, я, естественно, все-таки думал о том, как жить дальше после того, как не станет нашей эскадры, — он задумался, а тот не торопил, понимая душевные переживания своего ближайшего помощника. Ведь ему-то самому было проще определиться со своим будущим после визита его старшего брата. — Я ведь, честно говоря, и сейчас-то не могу толком обеспечить свою семью, учитывая мое денежное довольствие в размере восемнадцати франков, — усмехнулся он, и Степан Петрович понимающе кивнул головой. — Да что там говорить, если я в течение уже нескольких лет после эвакуации из Севастополя не могу, стыдно даже об этом говорить, наладить нормальную интимную жизнь со своей собственной женой.
— Знакомая проблема, Владимир Аркадьевич, — понимающе заметил Степан Петрович.
Тот смущенно улыбнулся:
— А возле Бизерты, как назло, нет даже не то что леса, а даже приличных кустов.
И они откровенно рассмеялись, понимая всю смехотворность того положения, в котором оказались не по своей воле.
— Я благодарен вам, Владимир Аркадьевич, за желание остаться со мной на «Гневном» до конца. Да, повторюсь, и не ожидал услышать от вас иного. Однако нам необходимо составить список личного состава, остающегося на миноносце в количестве десяти человек. А посему выскажу по этому поводу свое мнение. — Старший офицер согласно кивнул головой. — Два человека уже определены — это мы с вами. Осталось восемь. Думаю, что необходимо оставить боцмана. Ваше мнение, Владимир Аркадьевич?
— Могли бы меня и не спрашивать об этом, Степан Петрович, — широко улыбнулся тот. — Ведь боцман — первый помощник старшего офицера на корабле, полновластный хозяин его верхней палубы. Тем более что я уже заранее прозондировал его настроение по этому поводу. — Степан Петрович понимающе кивнул головой. — Он служит на «Гневном» с момента его спуска на воду на Николаевской верфи, так же как и я, и, разумеется, согласен остаться на нем до самого конца.
Командир снова согласно кивнул головой.
— Думаю также, что необходимо оставить и кока, — продолжил он. — Ведь кто-то же должен кормить не только нас, сердечных, но и всех нижних чинов, остающихся на миноносце, — улыбнулся он, а старший офицер согласно кивнул головой. — Кроме того, сами понимаете, на корабле необходим и сигнальщик, так как без него мы станем не только как бы слепыми, но и глухими.
— Совершенно верно, Степан Петрович.
— Итак, уже пять, — подвел итог командир. — Нужны также наши с вами вестовые. Не пристало же нам, в конце концов, самим заботиться о нашем быте, — усмехнулся он. — Кроме того, нужен электрик, а также горнист для подъема и спуска флага и гюйса. — Старший офицер опять кивнул в знак согласия. — Итого девять человек… Хотелось бы, конечно, оставить и Плетнева, моего верного разъездного на ялике, однако, в случае необходимости, его вполне может заменить и Фролов, мой вестовой. Пусть хоть немного разомнется на веслах, — усмехнулся он. — Но на миноносце ведь есть еще и два офицера: инженер-механик и вахтенный офицер. Так кого же из них, по вашему мнению, необходимо оставить, Владимир Аркадьевич?
Тот внимательно посмотрел на командира:
— Я бы, честно говоря, с удовольствием оставил их обоих, но… — И он красноречиво развел руками. — Так что, Степан Петрович, принимайте решение по поводу офицеров сами. Думаю, что это справедливо, так как я вам в этом деле, поверьте мне, не помощник.
— Все правильно, Владимир Аркадьевич, — последнее слово всегда остается за командиром. Благодарю вас за помощь в этом щепетильном и не таком уж и простом, на первый взгляд, деле. А решение по вышеупомянутым офицерам я приму уже сам.
Раздался негромкий стук в дверь.
— Входите!
— Разрешите, Степан Петрович! — в открывшейся двери показался инженер-механик.
— Проходите, Николай Кириллович, и присаживайтесь! — предложил командир. — С чем пожаловали? Небось, опять что-то приключилось в вашем беспокойном хозяйстве?
— Не угадали, Степан Петрович! — несмело улыбнулся тот. — Все механизмы миноносца уже давно смазаны самым тщательным образом и законсервированы.
— Тогда по какому же вопросу?
— По личному, Степан Петрович.
— Слушаю вас, — насторожился тот.
