В военном отделе, как и в руководящей верхушке «Республиканского центра», велась конспиративная работа, направленная не только «против Смольного» и большевиков, но и «против Зимнего дворца». Здесь преобладала такая точка зрения: «Если царский режим был во многих отношениях неудобен, то режим Временного правительства становится нетерпимым… Необходимо с ним покончить»
[219]
.
П. А. Кропоткин, к которому официальные руководители «Республиканского центра» также обращались за сотрудничеством, сразу понял истинную подоплеку нового «начинания». В нем он усмотрел «попытку произвести coup d’etat и глубоко возмущался мыслью пресечь насильственным порядком революционное движение, а в том числе и большевизм»
[220]
.
Декларативно «Республиканский центр» отвергал «для России необходимость быть под царями»
[221]
. И, тем не менее, название «центра» – «республиканский» – во многих отношениях было прикрывающим. Монархист-черносотенец полковник Ф. Винберг, являвшийся одним из руководителей связанного с «Республиканским центром» «Союза воинского долга», вспоминал, как он вступал в «центр». Меня, писал Винберг, «беспокоило название «республиканский», которое абсолютно не соответствовало моим политическим идеалам, взглядам и надеждам». Но глава «Республиканского центра» К. Николаевский успокоил Винберга, объяснив, что это название не имеет особого значения, так как главное состоит в сплочении людей «с патриотическим духом» под знаменем сильной, диктаторской власти. «После такого объяснения, – пишет далее Винберг, – мы, президиум союза, сочли возможным действовать и работать совместно с центром и принять от него финансовую помощь»
[222]
.
Выше мы высказывали предположение, что «деловые люди», создававшие «Республиканский центр», возможно, делали это «в обход» кадетской партии. Но отсюда отнюдь не следует, что они хотели и могли игнорировать политические установки кадетизма. Эти установки в послефевральской ситуации были единственно возможными для всех тех, кто ставил своей целью блокирование дальнейшего развития революции. Поэтому прав П. Финисов, который в беседе с Н. Вакаром говорил, что цели «Республиканского центра» примерно соответствовали «платформе кадетской партии»
[223]
. Действительно, если сопоставить эти цели с платформой кадетов, сформулированной, например, на 8-м съезде кадетской партии (май 1917 г.), между ними можно обнаружить немало общего
[224]
. В это время многие кадеты, хотя и поддерживали коалицию с меньшевиками и эсерами, но в глубине души уже считали ее лишь промежуточным этапом на пути к установлению единовластия буржуазии, предпочтительно в форме военной диктатуры
[225]
. Член ЦК кадетской партии В. А. Оболенский в своих мемуарах писал, что после ухода из правительства (конец апреля 1917 г.) Милюков пришел к выводу о бесперспективности борьбы с углубляющейся революцией и большевизмом под руководством Временного правительства. Он доказывал, что «революция сошла с рельс» и потому кадетам «не следует больше связывать себя с революцией, а нужно подготовлять силы для борьбы с ней, и не внутри возглавляющей ее власти, а вне ее»
[226]
.
Рискнем высказать предположение, что некоторые кадетские лидеры смотрели на «Республиканский центр» как на своего рода «филиал», которому отводилась особая роль: он должен был осуществлять такую деятельность, которую «партийные» кадеты по тем или иным причинам официально не могли осуществлять (они ведь входили в правительство). Позднее, после Октября, примерно ту же функцию в какой-то мере выполнял созданный кадетами «Национальный центр». Через такого рода «центры» удобнее было сколачивать по возможности более широкий контрреволюционный фронт, втягивая в него разнородные партийные элементы. Они же маскировали классовые интересы этих элементов вывеской «надпартийных», «общенациональных» целей, направленных на «спасение» и «возрождение» России
[227]
. Но даже Керенский впоследствии признавал, что «национальная идеология с самого начала была лишь щитом, прикрывавшим вожделения тех, чья социальная мощь была уже в прошлом»
[228]
. Короче говоря, в «Республиканском центре», в его политике и тактике просматривается кое-что из того, что впоследствии нашло широкое воплощение в «белом деле». Нельзя также не отметить существенное обстоятельство, которое как-то ускользнуло от внимания историков: через «Республиканский центр» «прошли» два главных «вождя» будущего «белого движения», один из его основателей – Л. Г. Корнилов и «верховный правитель» будущей белогвардейской России адмирал А. В. Колчак (не исключено, что и третий «вождь» – Врангель – через Завойко мог быть связан с людьми «Республиканского центра», во всяком случае, на начальном этапе его деятельности).
Летом 1917 г. Корнилов и Колчак были двумя основными кандидатами в диктаторы для проектируемой «центром» «твердой власти», военной диктатуры. Случилось так, что сначала на первое место вышел Колчак. Корнилов в мае уже находился на Юго-Западном фронте, а Колчак в июне прибыл в Петроград, уйдя с поста командующего Черноморским флотом,
Естественно, пишет автор записки «О Республиканском центре», «к нему первому и обратился комитет центра»
[229]
.
В белоэмигрантской печати имеются сообщения, что Колчак, собственно, и был приглашен в Петроград «Республиканским центром», где заменил уехавшего на Дальний Восток руководителя военного отдела полковника Доманевского. Но в этом все-таки есть определенная доля преувеличения. Колчак ехал в Петроград по вызову Временного правительства, что, по-видимому, и намеревался использовать «Республиканский центр».
Выдвигалось еще имя генерала М. В. Алексеева, но очень быстро оно отпало. Алексеев был стар, болен и вообще, по словам Деникина, по своему характеру совершенно не подходил «для выполнения насильственного переворота»
[230]
.
