Через своих родственников и друзей, остававшихся в России, Романовы имели «выход» и за рубеж. Как следует из доклада комиссара Временного правительства С. Г. Сватикова, заговорщические нити из Тобольска через Москву, Петроград и Крым тянулись, в частности, в Швейцарию, к упоминавшемуся нами обществу «Святая Русь», возглавляемому бывшим царским дипломатом Бибиковым и неким Сватковским. Сватиков доносил, что, по имеющимся у него данным, монархисты из этого общества связаны с теми кругами в России, которые ведут тайную работу по организации побега Романовых из Тобольска: «В этом направлении уже предприняты серьезные шаги. Для сношений пользуются датским курьером, равно как и курьером одной из южноамериканских республик (Чили или Уругвая)…» По сообщению Сватикова, монархисты дважды собирались в Лозанне, «причем на этих съездах обсуждались вопросы относительно устройства побега Николая II». Отсюда, из Швейцарии, русские монархисты поддерживали связь с Германией, в частности с Дармштадтом, где жили родственники Александры Федоровны, и получали оттуда немалые средства
[413]
.
Вполне благоприятствовала Романовым и политическая обстановка, сложившаяся в Тобольске. Власть здесь принадлежала кадетско-меньшевистскому Временному комитету общественного спасения. Соглашательский Совет рабочих и солдатских депутатов сколько-нибудь серьезного влияния не имел. Большевиков в городе было мало, буквально единицы, к тому же входили они в организацию, объединенную с меньшевиками
[414]
.
Один из тобольских большевиков – И. Коганицкий писал в своих воспоминаниях: «Я и еще некоторые товарищи написали в Тюмень и Омск. Пока же надежда была только на преданную нам группу гвардейцев из 12–13 человек во главе с подпрапорщиком Матвеевым, которая на одном из неофициальных собраний большевиков дала клятву, что она сама погибнет, но ни одному из членов «семьи» не дадут выйти живыми, и для этого в каждой смене караула были вкраплены свои люди»
[415]
. Но горстка большевиков и небольшое число солдат «отряда особого назначения», которые их поддерживали, не могли, конечно, контролировать положение. Несмотря на то, что в Тобольске был введен особый паспортный режим
[416]
и у всех приезжавших проверялись документы
[417]
, в городе проживало множество неизвестных лиц, в том числе офицеров.
В самом Тобольске и его округе стали появляться листовки с призывом «помочь царю-батюшке постоять за веру русскую, православную»
[418]
, распространялись разного рода провокационные, подстрекательские слухи. В сентябре Тобольский исполком социалистической учащейся молодежи вынужден был издать специальную прокламацию, в которой призывал население не верить тем, кто утверждает, что «все бедствия из-за того, что нет царя», а о людях, которые будут «убеждать против нового правительства и за старого царя», сообщать местным властям
[419]
.
Осенью после провала корниловщины усилился развал в армии – на фронте и в тыловых округах. Покидали свои части не только солдаты, но и офицеры. Но если первые пополняли революционные ряды, то офицерство, особенно та его часть, которая была либо прямо связана с корниловщиной, либо сочувствовала ей, уходило в контрреволюционное подполье. В Петрограде, Москве и ряде других городов возникало множество конспиративных контрреволюционных организаций, состоявших главным образом из прокорниловских юнкеров и офицеров, бросивших свои части и дезертировавших в тыл. То был настоящий горючий материал для контрреволюции: потерявшие свое привилегированное положение, влачившие подчас полуголодное существование и потому крайне озлобленные, эти люди готовы были идти на любые авантюры и без особого труда вербовались в различного рода тайные общества и союзы.
Один из таких авантюристов – некий К. Соколов впоследствии описал свое участие в попытке освободить царскую семью по поручению подпольной монархической организации, во главе которой стоял «присяжный поверенный П.», связанной, как пишет Соколов, «с духовным миром» (в эту организацию входил, между прочим, епископ Нестор Камчатский, имевший контакт с тобольским епископом Гермогеном). Первая встреча К. Соколова с «присяжным поверенным П.» и с Нестором Камчатским состоялась в декабре 1917 г. в Москве. Вот как описывает ее Соколов: «Мы сели. Задав несколько вопросов о моей биографии, П. замолчал. Затем он поднялся и сказал: «Надо спасать царя, медлить нельзя, он в опасности». Затем он вновь начал говорить об опасности, угрожавшей государю, и необходимости восстановить монархию, о войне, о подборе для выполнения задачи надежных людей»
[420]
.
В конце декабря руководители этой организации устроили Соколову встречу с «курьером», который прибыл из Тобольска и должен был соответственно ориентировать Соколова. Встреча состоялась в помещении госпиталя на Яузском бульваре, а курьером оказался поручик лейб-гвардии Московского полка «Р» (Раевский. – Г.И.). Этот поручик сообщил, что «он и его брат были отправлены в Тобольск Пуришкевичем еще за 2–3 месяца до большевиков»
[421]
.
В январе 1918 г. Соколов в сопровождении еще двух офицеров (он называет их «М» и «Г»), а также «курьера», поручика Раевского, уехал в Тобольск. По словам К. Соколова, согласно его заданию, предполагалось «вывезти семью в Троицк, занятый оренбуржцами Дутова»
[422]
. Для выполнения задачи предполагалось стянуть в район Екатеринбурга – Тюмени – Омска до 150 офицеров и юнкеров.
Прибыв на место, Соколов и его помощники установили необходимые контакты с местными монархистами (в том числе и с епископом Гермогеном, который согласился разместить ожидавшихся офицеров в одном из монастырей в 7 верстах от Тобольска), разведали систему постов охраны губернаторского дома и вошли в связь с Николаем. Он (т. е. Николай), пишет Соколов, передал, что «знает о нашем прибытии и цели и согласен, но при условии вывоза всех состоящих при нем»
[423]
.
