Таким образом баронесса Корф добилась того, чтобы вся компания переместилась в большую гостиную, и, как бы невзначай взяв под руку мистера Бэрли, направила его к столу, за которым сидел Казимир.
– Дядя, – сказала ему Амалия тоном упрека, – вы же обещали не брать больше карт в руки! После того, как вы столько проиграли…
– О, – неопределенно протянул Бэрли, – так вы играете в карты?
– Сейчас только по маленькой, – вздохнул Казимир. – Между нами, сэр, это лучший вид отдыха. Конечно, человеку, который не признает карт, трудно с этим согласиться…
– Я немножко играю в карты, – признался Бэрли. – Совсем чуть-чуть.
– О! – оживился Казимир. – Так, может быть, сыграем до ужина одну партию? Ставка… ну, допустим, пять копеек. Чтобы игра не теряла интереса, – пояснил он.
– Почему бы и нет? – степенно ответил мистер Бэрли и сел к столу.
Они сыграли партию, и еще одну, и еще, и когда пришло время ужинать, мистер Бэрли отказался и объявил, что он сыт. Лицо его раскраснелось, короткие волосы, казалось, стали дыбом. Ставки уже давно переросли скромные пять копеек, и настал момент, когда Казимир проиграл почти все.
– Дядя! – воскликнула Амалия, – я так и знала, что вы опять все проиграете… Заканчивайте игру, и мы поедем домой.
– Да-да, разумеется, дорогая, – рассеянно ответил Казимир, – только закончим эту партию…
Он закончил ее и выиграл, потом выиграл снова, и опять, и опять. Бэрли весь вспотел и попросил разрешения отыграться. Казимир объявил, что он не против. Бэрли выиграл, потом проиграл, потом выиграл, потом выиграл почти все, что было на столе (а к тому моменту там лежали и монеты, и кредитные билеты, и даже золотые часы Казимирчика, которые он поставил, когда закончились деньги). Остальные гости давно разъехались, кроме Амалии, которая сидела на диване и с преувеличенным вниманием смотрела в окно. Снегиревы ходили через гостиную на цыпочках, дивясь про себя и гадая, когда закончится этот картежный марафон. Казимир снова отыгрался, потом проиграл, потом выиграл у Бэрли и в третьем часу ночи отнял у него все, даже его часы. Англичанин хотел бежать к себе и ставить на кон средства, отложенные на обратную дорогу, но Казимир великодушно отказался, объявив, что не имеет права оставлять его без ничего.
– Но я хочу отыграться! – вскричал Бэрли, вцепившись в волосы. – Мне так везло почти до самого конца… У меня еще есть медальон моей матушки…
– Нет, что вы, сэр! – с чувством промолвил Казимир. – Мне будет совестно… Хотя, если хотите, мы сыграем не на деньги…
– А на что? – с надеждой спросил англичанин.
– На вашу книгу. Разделим ее на главы, и… сыг-раем!
– Но она еще не написана! Я не могу… И что вы будете делать с текстом, которого даже нет?
– Да, – вздохнул Казимирчик, подгребая к себе груду денег и предметов, лежащих на столе, – это я не продумал… В самом деле, если книги даже нет… Но вы отличный малый, и я хочу дать вам возможность отыграться. – Бэрли затрепетал. – Знаете что? – великодушно промолвил дядюшка Амалии. – Давайте так: если я проиграю, вы получаете деньги, а если выиграю, вы не пишете книгу. То есть ваш текст, он как бы мой, но его вообще нет… и… словом, вот что я предлагаю. Хотя, наверное, это нелепо, – с сожалением добавил он, – и вы откажетесь.
Увы, мистер Бэрли не отказался и в пятом часу утра проиграл подчистую все – включая свою книгу о России, которая даже не была написана.
– Дядя, – простонала Амалия, – вам же вчера было совсем плохо! Доктор запретил вам волноваться…
– Никаких волнений, – ответил Казимир, поднимаясь с места и рассовывая выигранное по карманам. – Надеюсь, сэр, мы еще встретимся у Павла Антоновича и еще сыграем… А пока ваша книга принадлежит мне, и вы ее не пишете. Помните: вы дали слово!
– О да, не беспокойтесь, мы, англичане, всегда держим свое слово! – пообещал Бэрли. Вид у него был одновременно и несчастный, и удовлетворенный, какой бывает лишь у человека, который совершил ошибку, но считает, что все было не зря.
Когда Амалия и Казимир вернулись в усадьбу Анны Тимофеевны, снаружи уже начало светать.
– Разумеется, никакой игры больше не будет, – сказала Амалия. – Вы заболеете, сляжете в постель, будете чуть ли не при смерти, а потом я вас увезу.
– Я могу заболеть хоть сейчас и уехать в Петербург для консультации с докторами, – безмятежно ответил дядюшка.
– Нет, если вы сразу же уедете, он может догадаться, – покачала головой Амалия. – Не беспокойтесь, вы скоро вернетесь домой… и я тоже.
– Надеюсь, бриллианты на портсигаре будут крупными, – сказал Казимирчик на прощание. – Помни, я рассчитываю на твою порядочность!
И он закрыл за собой дверь.
Глава 31
Последний свидетель
У Сергея Васильевича Ломова день выдался куда менее насыщенным, чем у баронессы Корф. Он отдавал указания, заполнял бумаги, разговаривал с людьми, а ближе к вечеру отправился навестить Любовь Сергеевну Тихомирову, которая остановилась в ближайшем заштатном городке у своей дальней родственницы. С остальными гостями, которые вместе с Колозиным присутствовали на ужине у Снегирева, Ломов уже успел побеседовать, но хотя они были готовы рассказать ему все, что знали, и наперебой выдвигали различные версии, он до сих пор не мог подобрать ключа к убийству студента.
Тихомирова жила в небольшом деревянном домике напротив церкви. По комнатам слонялась маленькая безучастная старушка в черном, которую Любовь Сергеевна представила как свою двоюродную тетку. В начале разговора Ломов уточнил подробности для протокола и узнал, что его собеседнице пятьдесят два года, вдова, из мещан, православного вероисповедания. Муж ее погиб на охоте, когда у него в руках разорвалось ружье, и оттого она терпеть не могла огнестрельного оружия. Тетка принесла кофе, но Сергей Васильевич посмотрел на него и, определив по оттенку напитка, что его не ждет ничего хорошего, решил не рисковать.
– Если вы захотите с ней поговорить, то помните, пожалуйста, она глухая, – сказала Тихомирова.
– Вообще-то я приехал, чтобы поговорить с вами, – напомнил Ломов.
Любовь Сергеевна оживилась и стала объяснять, она никогда прежде не давала показаний, она приехала в уезд, чтобы познакомиться со Снегиревым, и что Павел Антонович – прекрасный человек, но сама она никак не ожидала, что у него в доме произойдет убийство.
– Колозина убили вовсе не в доме, – сказал Ломов.
– Ах! Все-таки в саду у Одинцовых?
– Нет, и не там.
– А где же? – Любовь Сергеевна загорелась любопытством.
– Тайна следствия, но я скажу вам, если вы мне расскажете что-нибудь интересное, – ответил Ломов, изображая галантную улыбку. Он почти не сомневался, что зря теряет время со свидетельницей, которая вряд ли замечала кого-то, кроме ее обожаемого Снегирева, но роль следователя по особо важным делам требовала жертв.
