– Умерла.
– Бедный ты, бедный, – ласково протянула она и поцеловала его.
Губы ее были сладкими, как шербет. Язык ее проник к нему в рот и коснулся его языка. Горячая волна возбуждения подхватила Джахана, и он почувствовал, что не в состоянии бороться с этой волной. Женщина обхватила ладонями его шею, сжимая все крепче. Внезапно Джахан осознал, что комната пуста. Музыкантши, карлица Зейнаб, главный белый евнух – все куда-то исчезли.
– Где остальные? – с тревогой спросил Джахан.
– Успокойся. Все разошлись по комнатам. А мы с тобой останемся здесь.
Губы их вновь слились в поцелуе. Руки женщины скользили по телу Джахана, побуждая его ласкать ее упругие груди и округлые пышные бедра. Он принялся стаскивать с наложницы юбки, которых было великое множество, и они с шуршанием падали на пол. Пальцы его оказались между ее ног, проникли в заветную пещеру, влажную и бархатистую. Тяжело дыша, раздеваясь на ходу, он покрывал поцелуями ее тело, распростертое на полу.
– Мой отважный лев, – прошептала женщина ему на ухо.
Он укусил ее в шею: сначала легонько, потом сильнее.
– Называй меня Михримах, – выдохнула она.
В голове у Джахана словно бы что-то взорвалось. Он оттолкнул женщину и поднялся на дрожащие ноги.
– Откуда тебе известно это имя?
– Ты сам мне его сказал, – испуганно заморгала она.
– Неправда.
– Сказал, клянусь! Ты просто забыл.
Может быть, она права и дорогое имя невольно сорвалось с его губ? Джахан не мог отрицать этого с полной уверенностью. Почувствовав его замешательство, наложница осмелела:
– Вино замутило тебе рассудок и лишило памяти. Ты сам назвал мне имя покойной возлюбленной. Откуда еще я могла его узнать?
Джахан, охваченный внезапным приступом тошноты, сжал голову руками. Слова этой женщины звучали так убедительно. Он поверил бы красотке, если бы едва заметное подергивание губ не выдавало ее испуга. Впрочем, возможно, единственная причина этого испуга – странное поведение необычного гостя.
– Прошу тебя, уходи, – процедил он.
– Да что за муха тебя укусила?! – насмешливо улыбнулась наложница и попыталась его обнять. – Хватит дуться.
Ощутив прикосновение ее упругих грудей, Джахан понял, что попал в ловушку. Он сжал ее запястья так крепко, что у него побелели суставы. В глазах женщины вспыхнули довольные искорки. Как видно, она решила, что упрямец сдался, не в силах более противиться ее чарам. Но уже в следующее мгновение он резко оттолкнул ее. Наложница тяжело рухнула на пол. С губ ее сорвался вздох, и она затихла.
В наступившей мертвой тишине Джахан увидел, что женщина ударилась головой о железную решетку очага. В глазах у него потемнело. Прежде чем он успел выйти из оцепенения, в комнату ворвалась Зейнаб. Наклонившись над лежащей, она припала ухом к ее груди, пытаясь услышать биение сердца. Лицо карлицы исказилось от ужаса.
– Она мертва, – прошептала Зейнаб. Повернулась к Джахану и добавила дрожащим голосом: – Ты убил любимую потаскуху главного белого евнуха.
* * *
Джахан выскочил из дому как ошпаренный, пробежал через сад и опрометью помчался по темному переулку, шарахаясь от каждой тени. Когда он добежал до улицы, где они оставили карету, лоб его покрывали капли пота, а сердце колотилось так громко, что бедняге казалось: стук этот слышен в хаммаме для тех, кто пребывает в печали. Он вынужден был остановиться, но не только затем, чтобы перевести дыхание. Внезапно до Джахана дошло, что ему некуда идти, и он содрогнулся от ужаса. Вернуться во дворец означало добровольно отдать себя в мстительные руки главного белого евнуха. Конечно, Джахан мог бы попросить помощи у работников зверинца, но не все они заслуживали доверия, а один-единственный предатель мог обречь его на страшную участь.
Омут паники уже готов был поглотить Джахана с головой, но идея, внезапно осенившая его, помогла бедняге удержаться на поверхности. Давуд, вот кто его спасет. В его просторном особняке Джахан может укрываться в течение нескольких дней, а то и недель. Влиятельный, окруженный всеобщим уважением, придворный строитель непременно найдет способ защитить своего друга от мести главного белого евнуха. Но идти в Эйюп пешком, да еще посреди ночи, невозможно. Нужно найти лошадь. Карета, на которой они приехали, ожидала в конюшне неподалеку. Джахан направился к ней, надеясь, что кучер крепко спит.
Надежды его не оправдались. Кучер не только не спал, но и проводил время в приятном обществе потаскухи. Слуга следовал примеру своего господина. Пока Гвоздика Камиль-ага развлекался в борделе, одурманив свой разум вином и гашишем, кучер тоже не терял времени даром. Джахан обошел карету на цыпочках, хотя в этом не было ни малейшей нужды. Любовники, поглощенные друг другом, не замечали ничего вокруг. Лошади беспокойно переступали с ноги на ногу, уши их были насторожены, а глаза возбужденно блестели. Казалось, происходящее возбуждает у них самый живой интерес.
Джахан приблизился к серому жеребцу, осторожно освободил его от упряжи, взял под уздцы и медленно повел к воротам. В этот момент кучер, пребывающий на вершине блаженства, испустил пронзительный вопль. Джахан вздрогнул и дернул за поводья слишком резко. Жеребец недовольно вскинул голову, но, к счастью, не заржал. Джахан мысленно вознес благодарственную молитву Аллаху, надоумившему его выбрать самую послушную лошадь из четырех. Ему казалось, будто кто-то из тех, кого он любил, в этот момент незримо присутствует рядом с ним, поддерживая и направляя. Может, то был дух Михримах, или же учителя Синана, или Николы. Возможно даже, дух Чоты. Среди мертвых у него было больше друзей и защитников, чем среди живых.
Вскочив на лошадь, Джахан помчался во весь опор, так что ветер свистел у него в ушах. Он не боялся джиннов, таящихся в темных закоулках и подворотнях, ибо давно убедился, что они менее опасны, чем люди. Встреч с людьми он старался избегать, сворачивая в тень всякий раз, когда до него доносились голоса стражников, обходивших город дозором. Вскоре Джахан был у ворот дома Давуда. Слуги, озадаченные появлением гостя в столь неурочный час, тем не менее провели его наверх, к хозяину, который уже лег.
– Что случилось? – спросил Давуд, окинув Джахана изумленным взглядом.
– Прошу прощения за столь поздний визит. Но у меня не было другого выхода.
Джахан с жадностью осушил чашу мускатного шербета, принесенную слугой. Правда, руки его так тряслись, что бо́льшая часть напитка пролилась на ковер. Он попытался вытереть пятно рукавом, но только размазал его. Окончательно смутившись, Джахан уставился себе под ноги и тут заметил нечто, прежде ускользавшее от его внимания. Достойно удивления, что в момент, когда сердце его замирало от страха, а в голове царил сумбур, он обратил внимание на подобную мелочь и вспомнил, что видел этот ковер в доме учителя Синана.
* * *
– Я… убил человека, – выдохнул Джахан.
