Сулейман внимательно выслушал юношу и задал несколько вопросов. К великой своей радости, Джахан убедился, что догадка его справедлива: за пределами дворца властелин мира превращался в иного человека, менее надменного, более открытого голосу разума.
– А учитель знает о твоем намерении поговорить со мной? – осведомился султан.
– О нет, мой милостивый повелитель. Если мастер Синан узнает об этом, он сильно разгневается.
– Мне бы тоже следовало разгневаться, однако я этого не сделал. Вижу, ты действительно почитаешь своего учителя и всей душой печешься о его делах. Если все ученики строителя Синана так же преданы ему, как и ты, он счастливый человек.
Джахан почувствовал, что губы его невольно расплываются в улыбке. Им овладело упоение собственным успехом – опасное чувство, способное погубить самые лучшие начинания. В такие моменты шайтан стоит у своей жертвы за спиной и вкрадчиво шепчет ей на ухо: «Если уж тебе удалось получить так много, то почему бы не попросить еще большего?»
– О мой светлейший повелитель, дозволено ли мне будет показать вам кое-что еще?
Султан едва заметно кивнул, и Джахан вытащил пергамент, который прятал за пазухой. Это было его собственное детище – проект моста, насчитывающего семь арок.
Мост был снабжен каменными выступами, защищающими его опорные столпы от речного течения, и особыми дорожками для пешеходов. Он был снабжен разводным механизмом, что позволяло пропускать крупные суда. Если бы султан решил, что этот проект тоже заслуживает внимания, Джахан одним разом убил бы двух зайцев, сослужив добрую службу не только учителю, но и себе самому. Он уже представлял, как все в городе будут называть его укротителем бурных рек. Или, еще лучше, преемником Синана. Как знать, может, его даже примут в гильдию строителей. Как правило, путь, ведущий из учеников в мастера, бывает долгим и извилистым, словно путь улитки через долину. Но что, если Джахан станет исключением? Вдруг молва о его успехах достигнет ушей Михримах?
Султан, едва скользнув по чертежу взглядом, взялся за поводья.
– Мне нравится твоя смелость, юноша, – бросил он. – Но никогда не забывай, что смелость имеет обратную сторону. А еще помни: плох тот правитель, который принимает решения второпях. Ступай домой и жди от меня вестей.
Султан поскакал прочь. Вся его свита: люди, собаки, лошади – последовала за ним. Даже после того, как султанский кортеж скрылся из виду, Джахан ощущал, как по коже у него ползают мурашки. Когда облако пыли, поднятое множеством копыт, развеялось в воздухе, Джахан вздохнул с облегчением. Слава богу, все закончилось благополучно!
* * *
На следующий день, едва Джахан появился на стройке, к нему подбежал Никола:
– Ну как? Ты видел султана?
– Не только видел, но и говорил с ним.
У Николы глаза на лоб полезли от изумления.
– Правда?
– Правда! – едва не лопаясь от гордости, подтвердил Джахан. – Может, тебе любопытно будет узнать, что султан поручил нам строить новые акведуки и мост.
– Какой еще мост?
– Мост через реку, какой же еще. Я показал ему проект, который сделал сам.
– Не посоветовавшись с учителем?
Джахан, слегка смущенный, ничего не ответил. Весь день он выжидал случая поговорить с Синаном. Но ему так и не выпала возможность остаться с учителем наедине. К концу дня, перед самым закатом, на стройку прибыли четыре янычара.
– Салям алейкум! – приветствовал их Синан. – Что привело вас сюда, доблестные воины?
– Мы должны забрать одного из ваших людей, эфенди.
– Тут какая-то ошибка, – пожал плечами Синан. – Все мои рабочие – честные люди, не замешанные ни в каких темных делах.
– Речь идет о вашем ученике.
Джахан, услышавший этот разговор, приблизился к ним. Он уже понял, о ком идет речь. Но Синан терялся в догадках.
– Кто именно вам нужен? – спросил он.
И тут янычары назвали имя Джахана.
– Но в чем он провинился? – ошеломленно поинтересовался зодчий. – Этот юноша – старательный ученик и мой хороший помощник.
– Мы исполняем приказ великого визиря, – сказал командир янычаров, который явно тяготился возложенной на него миссией. Несомненно, он не хотел брать Джахана под стражу на глазах главного придворного строителя, к которому питал уважение.
– И все же, что сделал Джахан? – повторил архитектор. – Он не мог совершить никаких злодеяний!
Ответом ему было молчание. В наступившей неловкой тишине Джахан пробормотал:
– Мне очень жаль, учитель.
Синан догадался, что ученик его знает за собой какие-то тайные провинности, и лицо его потемнело. Он подошел к Джахану, положил ему руку на плечи и сжал его изо всех сил, словно хотел передать молодому человеку часть своей веры.
– Помни, ты не один, – произнес он. – Что бы ты ни совершил, Бог тебя не оставит. И я тоже никогда не брошу тебя.
Джахан ощутил в горле комок. Опасаясь, что разрыдается, он не сказал в ответ учителю ни слова. Янычары окружили юношу, давая понять, что время прощания истекло. Когда они отошли от площадки так далеко, что учитель уже не мог их видеть, солдаты надели на Джахана кандалы. И так, со скованными руками, он предстал перед великим визирем.
– Ты, наглый проходимец! – закричал Рустем-паша, указывая на юношу пальцем. – У тебя хватило дерзости подстеречь султана и досаждать ему дерзкими разговорами! Подобно змее, ты проскользнул у меня за спиной.
Джахана била дрожь, струйки холодного пота сбегали у него по спине.
– Ты хочешь опустошить казну, я это понял! Я разузнал о тебе все, шельмец. Вся твоя жизнь насквозь пронизана ложью. Сознавайся: ты шпион, посланный сюда из Персии?
– Мой господин, я не шпион и могу принести в этом клятву на священном Коране, – дрожащим голосом ответил Джахан. – У меня нет и никогда не было никаких дурных намерений.
– Не беспокойся, мы выясним, что ты за птица, – отрезал Рустем-паша и позвал стражников.
Вот так случилось, что ученик главного придворного строителя Синана, втайне от своего учителя решивший помочь ему, оказался в подземной темнице Йедикуле, или крепости Семи Башен, – тюрьме, где нашли свой конец сотни несчастных и откуда удалось выйти лишь немногим.
* * *
– Как твое имя? – уже во второй раз спросил писец.
Джахан понимал, что молчание может сослужить ему дурную службу. Но все его существо противилось мысли о том, что имя его пополнит перечень злоумышленников, когда-либо схваченных в Стамбуле. Тот, чье имя попало в этот проклятый список, обречен сгнить в тюрьме, казалось ему.
Писец бросил на Джахана сердитый взгляд.
– Отвечай, когда тебя спрашивают, ублюдок, – процедил он. В отличие от почерка, речь его отнюдь не отличалась изяществом. – А будешь молчать, я отрублю твой поганый язык.
