Отправители – донские и кубанские казаки – сообщают семьям, что они находятся на службе в германской армии, обеспечены одеждой, питанием, зарплатой, получаемой на себя и членов семьи, запрашивают о положении семьи, предлагают обратиться за помощью в местные комендатуры.
Глухов Николай пишет своей жене Глуховой Александре и своим детям в с. Синявка, Никлиновского р-на, Ростовской области: «Я жив и здоров, одет и сыт очень хорошо, болею о вас, живы ли вы и есть ли у вас чего покушать. Я думаю, староста Синявский знает, где я нахожусь и он должен оказать тебе, жена, и моим детям пособие. Деньги на вас я получаю, наладится почта, буду вам высылать».
Глухов Иван пишет своей жене Глуховой Анне в с. Синявка, Никлиновского р-на: «Нахожусь в немецкой армии… Мы живем хорошо, нас одели и обули и кушать есть чего на каждый день. Как получишь мое письмо, обратись к коменданту военному и гражданскому, в чем нуждаешься, попроси помощи. Когда получишь письмо и будешь иметь переписку, то я смогу прислать тебе справку, где я нахожусь, тебе она намного поможет».
В таком же стиле выдержаны почти все письма.
Некоторые сообщают, что находятся вместе в одной части со своими станичниками. Тот же Глухов Иван пишет жене Глуховой Анне в Ростовскую область, станицу Синявка, Никлиновского района: «…Мы, синявские, находимся в одном месте: я, Семен Каменщиков, Ваня Аксайский, Николай, Василий Шишкины».
Ларин Семен пишет отцу Василию Ларину в станицу Егорлыкская: «…Нас в одной части три станичника: я, Головатенко Илья, Шапошников Максим».
Большинство восхваляют в письмах силу германской армии и ее командование. Ларин Семен пишет отцу: «…Имею право гордиться, что нахожусь в германской армии солдатом, числюсь как донской казак. По мобилизации не воевал, сразу пошел на сторону германской армии. Вообще у красных не воевал ни одной минуты, а пошел в германскую армию».
Кривенко Алексей пишет жене Кривенко Анне в г. Краснодар, ул. Ленина, 81: «Нахожусь в германской армии… наше командование о нас беспокоится, не только о нас, но даже о наших семьях».
Из писем видно, что отправители находились в рядах Красной Армии, совершили измену.
Характерно, что письма написаны на Сталинградском фронте, а должны были быть отправлены адресатам через Мариупольскую полевую комендатуру. Считаем, что такое направление писем преследует цели пропаганды, а также возможность вербовки разведорганами родственников «добровольцев». Найденные письма вместе с тем документально подтверждают наши данные о проводимых германским командованием формированиях донских и кубанских казаков.
Указанные выше письма прилагаются при списке.
В отношении авторов писем объявляется всесоюзный розыск.
Для оперативной ориентировки обо всех этих изменниках сообщается ОО Сталинградского и Кавказского фронтов.
Казакевич».
Подписавший это сообщение заместитель начальника Особого отдела Донского фронта, майор Госбезопасности (позднее – полковник) Владимир Михайлович Казакевич был личностью во многих отношениях замечательной. В 1939 году он фальсифицировал дело командарма 1-го ранга И. Ф. Федько и еще 102 человек, оговоренных Иваном Федоровичем. Сам Федько и многие из его товарищей были расстреляны и реабилитированы только в 1956 году. Сам В. М. Казакевич на допросе в конце марта 1955 года показал: «С приездом на Украину на должность наркома внутренних дел УССР Леплевского в аппарате НКЗД УССР установилась практика жестокого избиения арестованных. Этот пример показывал сам лично Леплевский. Подражая Леплевскому, бить стали арестованных и другие сотрудники аппарата НКЗД УССР. До приезда на Украину Леплевского о фактах избиения арестованных в НКВД УССР я не слышал…» Вот что пишет о нем историк Н. С. Черушев: «Казакевич оказался способным учеником, в кратчайший срок пройдя курс обучения наукам в ГУГБ у «профессоров» Леплевского, Николаева-Журида, Федорова. Результаты не замедлили сказаться – из заместителя начальника отделения Казакевич довольно быстро перебрался в кресло заместителя начальника следственной части Особого отдела. Такой стремительный рост имел под собой количественную и качественную основу. Реальность такова – на смену жестоким Ушакову и Агасу пришел еще более беспощадный Казакевич. Молодой, энергичный и честолюбивый, он, казалось, совершенно не знал устали в работе – ночные допросы чередовались с дневными, внутренняя тюрьма сменялась кабинетом в Лефортово, – и так долгие недели и месяцы напряженного чекистского труда. Зато и успехи налицо – десятки допросов позволили выявить значительное число новых заговорщиков, шпионов, террористов. К тому же недавно полученный орден «Знак Почета» призывно мерцал на груди своим эмалевым блеском. Теперь уже молодые коллеги равняются на Казакевича. Например, сотрудник Особого отдела Степанцев, занимавшийся тогда агентурной работой, относит его к числу опытных следователей, которые вели дела на больших военных работников. В подтверждение неутомимости Казакевича и его неуемного стремления заполучить столь желанные показания от арестованных, приведем несколько цифр на сей счет… Командующего войсками Белорусского военного округа командарма 1-го ранга И. П. Белова он вызывал на допросы 31 раз, как правило в ночное время. Протоколов же допросов в деле Белова имеется только три. Командующего войсками Забайкальского и Среднеазиатского военных округов комкора И. К. Грязнова всего в этой тюрьме вызывали на допросы 71 раз, из них к Казакевичу – 49 раз. Иногда в сутки это бывало по 2–3 раза. Однако в архивно-следственном деле Грязнова имеется всего лишь один протокол допроса. Командующего войсками Приморской группы войск ОКДВА командарма 2-го ранга М. К. Левандовского Казакевич вызывал 12 раз. Но в деле имеется только два протокола допроса, да и то помеченные другими числами, когда подследственный на допросы не вызывался…
Вместе с помощником начальника отдела майором М. С. Ямницким он проводил первый допрос маршала Егорова. Допрос этот к числу простых не отнесешь – он длился с 28 марта по 5 апреля 1938 года. Начало его ознаменовалось первой победой – заявлением Егорова на имя Ежова с признанием вины. В ходе многодневного прессинга маршал назвал большое количество (около 100) лиц из высшего комначсостава, якобы входивших в военный заговор. В архивно-следственном деле Егорова подлинника данного протокола допроса почему-то нет – есть только машинописный его вариант на 168 листах…
«Вопрос (подполковника юстиции Спелова): По делу Грязнова Ивана Кенсариновича – бывшего командующего войсками Средне-Азиатского военного округа. Вы вели следствие?
Ответ (Казакевича): Вел следствие по делу Грязнова помощник начальника 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР майор государственной безопасности Ямницкий, т. е. он, Ямницкий, вместе с начальником 5-го отдела Николаевым вел первые допросы Грязнова, из которых некоторые даже не фиксировались, так как Грязнов в начале следствия виновность свою категорически отрицал. Я, как работник 1-го отделения, подчинявшийся Ямницкому, был им привлечен к участию в следствии по делу Грязнова.
Вопрос: Вы лично допрашивали Грязнова?
Ответ: На первых допросах Грязнова я не присутствовал, так как в Особом отделе (5-м отделе ГУГБ НКВД СССР) существовала такая система, что крупных военных работников сперва допрашивало руководство, а затем они же вели следствие с привлечением своих подчиненных… Грязнова я допрашивал вместе с Николаевым и Ямницким, хотя он допрашивался в некоторых случаях и без меня.
