Ворон встал из кресла, отбросил на пол сорванный с шеи галстук и налил в стакан минералку. Выпив залпом, вытер ладонью рот и повернулся к сидевшей на столе Марине:
— Ох, и сука ты все-таки, Наковальня. Схватишь за причинное место и жмешь что есть дури.
Она захохотала, легко спрыгнула на пол и подошла к нему вплотную, положила холодную ладонь на обнаженную разорванной рубашкой грудь и прошептала, глядя в глаза:
— Вот и не рыпайся, Мишаня, а то ведь и оторву ненароком…
Ворон почувствовал, как по спине поползла противная струйка пота — он отлично знал, что шутить эта женщина не будет. Он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут дверь кабинета неожиданно распахнулась, и на пороге появился генерал Коваль собственной персоной. Сцену нужно было доигрывать до конца, Марина это почувствовала всей кожей, а потому медленно убрала руку с груди Ворона, провела пальцем по его щеке, будто лаская, и, очаровательно улыбнувшись, повернулась к двери:
— Ой, Дмитрий Викторович… добрый день. Извините, мы, кажется, дверь запереть забыли.
Ворону показалось даже, что на ее щеках выступил легкий румянец смущения — настолько натурально она разыграла удивление и неловкость. «Ну, сука! — восхищенно подумал он, поправляя рубаху. — Как и впрямь собиралась тут со мной на стол лечь…»
Генерал только хмыкнул, оценив мизансцену и решив, что сорвал своему спонсору любовные игры на рабочем месте. Марина же, одернув чуть задравшееся платье, спокойно вернулась на диван, перекинула ногу на ногу и снова погрузилась в чтение журнала.
— Может, кофе? — предложил Ворон, вспомнив, что секретарша так и не принесла Марине заказанный много раньше напиток.
— Да, можно… — садясь в кресло у журнального столика, проговорил и Дмитрий. — Что-то чувствую себя не очень… не выспался, видно.
«Ну, еще бы! — фыркнула про себя Марина. — Знаю я Ветку… разумеется, ты не выспался — ты вообще не спал, вон под глазами-то все синее, не мальчик же, поберегся бы».
Когда кофе вместо секретарши в кабинет внес молодой человек в костюме и белоснежной рубашке, у Марины противно кольнуло в груди. Парня этого она видела впервые, но, судя по всему, и Ворон, и Дмитрий его знали. «Интересно, кто это», — подумала она, наблюдая за тем, как он расставляет чашки на столе. Вроде ничего необычного, но ощущение холода и еще то, что Ворону он поставил чашку, стоявшую на подносе дальше всего. «Как-то нелогично — бери ближайшую к клиенту, чтоб не расплескать», — думала Коваль, наблюдая за тем, как рука парня чуть дрогнула, когда он ставил чашку перед Мишкой. Закончив расставлять, парень выпрямился и, держа поднос, ожидал указаний, а Марина все никак не могла отвести взгляд от чашки, стоявшей перед Вороном.
Почему-то, глядя на нее и особенно на дрожащий в руках парня поднос, Марина вдруг испытала странное чувство, приходившее только в момент опасности. Все тот же могильный холод, как будто прикосновение руки к лицу — мертвой руки. Вздрогнув всем телом, она переменила позу и коленом толкнула стол. Чашка не удержалась на блюдце и упала, разлетевшись на осколки при ударе о кафельную плитку — пижонский кабинет Ворона был оборудован таким образом, чтобы под столиком, на котором сервировали кофе или легкий ужин, можно было легко убирать.
Парень растерянно смотрел на осколки чашки, и Марина, внимательно наблюдавшая за ним, вдруг заметила, как в его глазах промелькнуло выражение крайнего ужаса. «Странно. С чего бы ему так расстраиваться? Мишка вычитает из зарплаты за бой посуды?»
— Ну что ты замер? — недовольно поморщился Ворон. — Зови уборщицу.
— А не надо, — сказала Марина и встала, — я сама уберу. Вы свободны, молодой человек.
Тот слегка попятился к двери, но не вышел, ожидая указаний все-таки от шефа. Генерал Коваль вообще ничего не понимал — у него была бессонная ночь, и чашка кофе сейчас — это все, чего он хотел, а теперь криворукий парень отодвинул эти мечты еще минут на двадцать. Ворон тоже не мог уловить, к чему клонит Наковальня и с чего ради вдруг решила убираться в кабинете собственноручно, но, помня о том, что эта женщина ничего просто так не делает, решил на всякий случай подыграть:
— Иди, Вова, мы тут сами. И пришли все-таки официантку.
«О, так это, похоже, и есть юрист Вова Суриков, о котором мне Женька утром говорил», — смекнула Марина, когда парень кивнул и вышел, плотно закрыв за собой дверь.
— Дай мне пакетик какой-нибудь, — попросила она у оторопевшего Ворона и краем глаза заметила, как напряглось при этих словах лицо брата.
— Зачем? — не понял Мишка, но встал и направился к стенному шкафу. — Нет у меня пакетов, вот разве что отсюда вытряхнуть… — Он взял с полки подарочный пакет от одного из автосалонов, выбросил из него содержимое и протянул Марине.
Та аккуратно, при помощи салфетки, сложила в него осколки чашки, стараясь зацепить немного кофейной гущи, свернула пакет и положила на стол:
— Ну что вы на меня вылупились оба?
— Ты чего… чего сказать-то хочешь? — моргал глазами Ворон.
— Ничего. Эксперта найди какого-нибудь и придумай повод, по которому тебе нужно эту чашку проверить на содержимое.
— Ты совсем головой поехала?! Это же Вовка, юрист мой! Он давно у меня работает, ты что?! — заблажил Ворон, но Марина прижала палец к губам:
— Тсс! Орать перестань. Если Вова твой чист, то все в порядке, правда?
— Погодите… — вклинился в беседу генерал, — а что, собственно, происходит?
— Угадайте, Дмитрий Викторович, вы же тут у нас милиционер бывший, — бросила Марина, не поворачиваясь.
— Ну, я так понял, вы хотите чашку на экспертизу отдать? А с какой целью?
— А вкус кофе мне не понравился! — отрезала она. — Считайте это бабской блажью, хорошо?
— Я все равно не понимаю…
— Ну и к лучшему. Не надо вам в этом ничего понимать. Избирайтесь на свой мэрский пост дальше и в наши внутренние дела не лезьте, так всем будет проще. Миша, я, пожалуй, поеду сама к экспертам, — сказала она, беря пакет и незаметно давая Ворону понять, чтобы вышел с ней на площадку. — Всего доброго, господин генерал.
Когда они оказались на площадке, Ворон, изо всех сил прижав Марину спиной к стене, зашипел ей в лицо:
— Ты чего творишь-то?!
— Руки убрал, — негромко, но властно приказала она, и Ворон слегка обмяк, отступил на два шага. — Вот так. Я сейчас эту посудину Леону твоему отвезу, пусть он сам все проверит. Сурикову ни слова не говори — это понятно? Продержись два дня и не подавай вида, что заподозрил его в чем-то, это важно. Генералу сейчас нажуй что хочешь, но пусть он про чашку забудет, понял? Плети все, что в голову взбредет, но он не должен больше про эту чашку ничего знать. А я отвезу ее Леону и вернусь. Да, скажи Марату, пусть лично проверит мою машину, она всю ночь здесь простояла, мало ли…
Ворон вытер вспотевший лоб и нахмурился:
