Именно об этих местахМорде некогда сказал, что «здесь не ступала нога белого человека». Но от его лагеря ровным счетом ничего не осталось. Площадка, где когда-то, возможно, стояли три хижины, заросла деревьями и густым подлеском. Над зелеными от тины водами Улака, который в этом месте был метров десяти шириной, висели лианы. Я несколько мгновений всматривался в заросшие берега ручья, пытаясь представить себе события семидесятилетней давности: увидеть Морде, расхаживающего по лагерю в своих самодельных шортах, деревянный стол, за которым он писал дневники, вечерние разговоры о потерянном городе, Берка или Брауна, игравших на губной гармошке, и Макдональда, ошарашившего путешественников своим внезапным появлением. Но у меня ничего не получилось. Джунгли уничтожили все, за что могло бы уцепиться мое воображение.
«За мной, – сказал Крис. – Посмотрим, удастся ли найти хоть что-нибудь…»
Воды в ручье было по пояс, но, переходя его, нам пришлось побороться с сильным течением. На другой стороне мы вытащили свои мачете и принялись прорубать дорожку на склоне холма. Наверно, там же и так же, как десятки раз делал Морде, отправляясь на охоту или уходя из лагеря справить нужду. Как раз в тот момент, когда с неба обрушился очередной ливень, мы пробились через заросли и вышли на покрытую высокой травой поляну, на которой стояла одинокая деревянная хижина. Чуть поодаль паслись три тощих коровы. До ручья отсюда было не больше двух минут ходу. По крайней мере, 20 тысяч квадратных метров леса, существовавшего во времена Морде, теперь было уже вырублено.
Приблизившись к хижине, мы нашли там двух женщин, которые готовили «caujada», местную разновидность сыра из кипяченого на протяжении нескольких часов кислого молока и фруктовых соков. Одетые в просторные платья женщины с длинными черными волосами, заплетенными в косы, казалось, были напуганы нашим неожиданным приходом. На вид им было не больше двадцати лет. В домике была всего одна комната с земляным полом. Ветер терзал соломенную крышу, а просачивающаяся через нее вода собиралась на полу в лужи. Я спросил у девушек, сколько времени они уже прожили в этих местах. Немного помявшись, они ответили, что около года, но распространяться о том, почему и зачем оказались здесь, не стали. У меня сложилось впечатление, что они относились к нам с опаской: видимо, до нас им доводилось сталкиваться в основном с людьми, настроенными отнюдь не так дружелюбно.
Мы попрощались, немного побродили по окрестностям, а потом спустились к реке по берегу Улака. Ни «волосатых людей», ни следов экспедиции Морде… «Бесполезно. Здесь ничего не найти, – сказал Крис. – Надо двигаться дальше».
Теперь надеяться найти хоть какие-то данные об экспедиции Морде и потерянном Белом Городе мы могли лишь в поселке индейцев тавахка, который находился в двух-трех днях пути вниз по реке. Только они смогут сказать нам, куда идти дальше.
«Никаких древних развалин здесь нет»
«
Почти за каждымповоротом реки нас подстерегала новая опасность», – написал Морде, когда они, напуганные появлением не в меру любопытного Макдональда и готовые, если это будет необходимо, любой ценой защитить от него уже добытую информацию, торопливо спускались вниз по реке к деревне, где жили тавахка. Их каноэ стремительно пронеслось сначала по Рио-Бланко, а потом и по Куйамель. В некоторых местах скорость течения достигала 30 километров в час, и по поверхности воды гуляли огромные волны. Браун сидел у руля на корме, а находившийся на носу Берк направлял лодку на более спокойные участки реки. Расположившийся в центре лодки Морде орудовал двухметровым деревянным шестом и вычерпывал хлещущую через борта воду. «Упади кто-нибудь из нас в реку, шансов на спасение не было бы, – вспоминал он с волнением. – Острые как бритва камни моментально разорвали бы наши тела в клочья».
Пита они взяли с собой, и он весь день кричал, словно предупреждая путешественников о какой-то упущенной из виду опасности. Это было 15 июня.
С момента их прибытия в страну прошло уже почти три месяца. Бородатые, грязные и изрядно отощавшие путешественники стали похожи на первобытных людей.Драная одежда висела на их истощенных телах, изношенные ботинки впору было выбрасывать. Морде писал в дневниках, какие страдания доставляли им насекомые. В сыром воздухе тучами роились слепни, москиты «атаковали миллионами… и сжирали заживо».
Мощь реки росла с каждым ее изгибом. Один участок Куйямель, на преодоление которого вверх по течению у них ушло около восьми часов, в обратную сторону они проскочили всего за 48 минут. Каноэ спрыгивало с полутораметровых порогов, на изгибах реки врезалось в камни, угрожая вот-вот развалиться на куски, и сразу же оказывалось на вершине нового небольшого водопада.
На участках спокойной воды мужчины переводили дух и рассматривали до неузнаваемости изменившиеся пейзажи. Они путешествовали по рекам уже около месяца, но теперь берега полностью трансформировались под действием прошедших за последние дни ливней. Бесследно исчезли песчаные отмели, бурные потоки смыли и унесли с собой целые участки леса. Даже сама вода в бурлящей реке изменила цвет, превратившись из мутно-зеленой в светло-коричневую пенистую жижу, напоминавшую кофе, в который добавили слишком много сливок. Путешественники не раз беспокоились, что река рано или поздно восстанет против них, и теперь это произошло.
«На поворотах реки нас за одежду цепляли своими шипами всякие растения. Много раз нам приходилось ложиться на дно лодки, чтобы проскользнуть под клубками лиан», – писал Морде в дневнике, и слова его звучали, как исповедь солдата, обратившегося в бегство. «Все отмеченные нами на картах ориентиры исчезли, – продолжал он. – Обезьяны провожали нас ревом и громкими воплями». Он начал понимать, что времени у них осталось совсем мало. Непрекращающиеся ливни быстро превращали джунгли в непроходимое месиво грязи и растительности.
Они планировали добраться до Патуки к наступлению темноты, но ошиблись с расчетами. «Мы решили рискнуть и идти до конца, – написал Морде ближе к концу того дня, – но джунгли как всегда победили. Небо быстро потемнело, и начался новый ливень». Ураган вынудил их пристать к берегу. До нитки промокшие мужчины расчистили небольшую площадку и построили защитный навес из веток. Всю ночь они просидели под ним, пережидая ливень и стараясь восстановить силы. «В ту ночь минуты казались нам часами, – рассказывал Морде. – Исцарапанные и покрытые синяками, мы курили и ждали утра. Спать было невозможно… наши ноги торчали из-под навеса, и их заливало дождем».
Утро было хмурое. Мужчины перекусили галетами, провонявшими плесенью и атаковавшими их весь предыдущий день мухами. Мысли о подозрительном геологе Макдональде не оставляли их и днем. Они добрались до Патуки, которая теперь стала почти такой же стремительной, как и Куйямель. У Морде, непрестанно работавшего длинным деревянным шестом, разболелись плечи, тело было покрыто кровоподтеками, ссадинами и волдырями от укусов насекомых. Последние полтора дня речного путешествия показались ему финалом тяжелейшей битвы.
Когда они, наконец, прошли все речные пороги и оказались в относительно спокойных водах, серьезно заболел Браун. Его колотил сильный озноб. Морде завернул его в одеяла и сам занял место на корме лодки. У мужчин возникли опасения, что экспедицию придется закончить досрочно. Через пару часов они все-таки добрались до деревни тавахка, но от усталости уже не могли разговаривать: «У нас не было сил даже перекусить. Мы просто поставили свои раскладушки и легли спать».
