Однако у князя Меншикова хватало и всевозможных промышленных предприятий. Три кожевенных завода. Три завода по производству парусины. Винокуренные заводы. Рыбные промыслы на Волге. Многочисленные лесопильные мельницы. Соляные промыслы. Стекольные и хрустальные заводы. «Рудни», в которых выплавляли железо. И, наконец, масса недвижимости в Москве, которая сдавалась внаем (бани, торговые лавки, харчевни, мельницы, погреба и др.).
Меншиков, таким образом, активнейшим образом участвовал не только во внутренней торговле, но и во внешней, установив постоянные тесные связи с купцами, судовладельцами и банкирами не только Англии, Голландии, германских государств, но и со всеми мало-мальски заметными в мировой торговле странами Европы.
Казалось бы, обычное предпринимательство на широкую ногу? В том-то и дело, что честной игрой тут и не пахло. Пользуясь близостью к Петру, Меншиков, например, добился от него для себя монополии, полной свободы рук на Белом море, где его компания добывала «морского зверя» (тюленей и моржей) и ловила треску. Естественно, никто другой и носа сунуть не мог в те места, а это, согласитесь, мало напоминает честную конкуренцию. Вдобавок, пользуясь монопольным положением, люди Меншикова за бесценок, но в огромных количествах, скупали у тамошнего населения рыбу и ворвань – жир помянутого «морского зверя». Продавали, как без труда догадается читатель, гораздо дороже. Местное население вынуждено было, скрепя сердце, отдавать свой товар за гроши – поскольку выбора не было. Ворвань, между прочим, для того времени была товаром крайне необходимым – при выделке кож и мыла, конопачении кораблей и лодок, смазке механизмов.
Типичное олигархическое поведение, прекрасно знакомое по нашей с вами действительности, – пользуясь связями и влиянием в высших эшелонах власти, стать монополистом в какой-то области… Кстати, «Компания Белого моря» злоупотребляла своим монопольным положением так беззастенчиво, что Петр I в конце концов ее прикрыл…
Сплошь и рядом люди Меншикова, работавшие на внутреннем рынке, попросту вытесняли конкурентов, пользуясь авторитетом босса и его местом в государственной иерархии. Пошлин, которые обязаны были платить купцы и предприниматели, наш герой большей частью, разумеется, не платил. Нанимал на свои рыбные промыслы беглых крестьян, на свои мельницы посылал в качестве бесплатной рабочей силы солдат местных гарнизонов (поскольку занимал немалые военные посты), опять-таки, пользуясь своим положением, перехватывал самые выгодные подряды на поставки в казну. Наконец, безбожно завышал цены на свою продукцию (те же кирпич и доски). Какая уж тут честная конкуренция и открытый для всех рынок…
О предпринимательстве Меншикова известно мало – не оттого, что нет документов, а исключительно потому, что историки, как я уже говорил, в массе своей пренебрегают скучной экономикой, зацикливаясь на сражениях, придворных интригах и прочих красивостях. По компетентному мнению знающих людей, документов – масса, но никто ими особо не интересуется…
Меншиков, кстати, был первым россиянином, кто догадался вывозить прибыль за границу, то есть прятать ее не в кубышке под раскидистым дубом, а в европейских банках. К моменту своего падения Александр Данилович успел отложить на черный день в лондонских и амстердамских банках девять миллионов рублей, и еще на миллион бриллиантов и «ювелирки». Для сравнения: весь государственный бюджет Российской империи в 1724 г. составил всего-то шесть миллионов двести сорок три тысячи девяносто восемь рублей.
Разумеется, он был не один такой умный. Многие сановники того времени занимались чем-то похожим, но у Меншикова было громадное преимущество перед всеми – административный ресурс.
Вот только ворованное не пошло впрок. Когда Меншикова отправили в ссылку, где он вскоре и умер, его детей ненавязчиво, но решительно убедили перевести все заграничные вклады обратно в Россию, прямиком в казну…
Еще лет сорок после смерти Петра наши доморощенные олигархи процветали с помощью той же системы: пользуясь близостью к императрице Анне или императрице Елизавете, выпрашивали те или иные монополии, что обеспечивало приличные доходы (опять-таки находившиеся в решительном противоречии с честной конкуренцией и законами рынка). Только Екатерина II, умнейшая женщина, немало сделавшая для развития промышленности и торговли, с вышеупомянутыми «монополиями» решительно покончила – отчего экономике вышла только польза.
Правда, на протяжении всего восемнадцатого столетия (и доброй половины девятнадцатого) процветала еще одна разновидность отечественных олигархов – промышленники и горнозаводчики, в первую очередь уральские. Тот же классический набор: захват заводов и разорение конкурентов самыми грязными методами, подкуп государственных чиновников и разветвленная коррупция, «покупка» земель у пастухов-башкир по копеечной цене и прочие художества, которые еще ждут своего исследователя. Сюжетов для приключенческих романов здесь множество: случалось, что бесследно пропадали в уральской тайге ревизоры из столиц в немалых офицерских чинах, с полным набором полномочий, а знаменитого Демидова всерьез подозревали в тайной чеканке денег (из полновесного серебра, но деяние, тем не менее…)
Самое печальное – это то, что интересы доморощенных олигархов сплошь и рядом шли вразрез с государственными. Убийство императора Павла I несло стопроцентную экономическую подоплеку, о чем вспоминают редко. Дело в том, что тогдашнее российское дворянство превратило страну в форменный «сырьевой придаток» Англии. О чем с большим знанием дела писал будущий декабрист Фонвизин: «Англия снабжала нас произведениями, и мануфактурными, и колониальными за сырые произведения нашей почвы. Эта торговля открывала единственные пути, которыми в Россию притекало все для нее необходимое. Дворянство было обеспечено в верном получении доходов со своих поместий, отпуская за море хлеб, корабельные леса, мачты, сало, пеньку, лен и прочее».
Немаловажное уточнение: «все необходимое» поступало в распоряжение исключительно кучки дворян-экспортеров. Обогащало только их, а не реальную экономику страны. Император Павел, немало сделавший для защиты крестьян и солдат от дворянского произвола, повел политику на сближение с Наполеоном и присоединился к торговой блокаде Англии. Для геостратегических интересов страны это было только выгодно. Девяносто девять процентов населения, если не больше, ничего от этого не теряли. Но вот кучка сырьевых экспортеров…
Они-то и составили заговор, закончившийся убийством Павла. Это уже был не «феодальный бунт», а нечто новое. Не зря один из главарей заговора, Валерьян Зубов, когда убийцы перед выступлением собрались на ужин с шампанским, произнес речь, где прямо указал на «безрассудность разрыва с Англией, благодаря которому нарушаются жизненные интересы страны и ее экономическое благосостояние».
Прогресс налицо: уже научились без запинки произносить слово «экономика». И, как впоследствии наши олигархи, нахально отождествляют свои жизненные интересы и свое экономическое благосостояние со страной, государством…
Что до финансовых пирамид, то их в нашем Отечестве на протяжении восемнадцатого столетия не отмечено. Эту европейскую придумку в России как-то не использовали. Не в последнюю очередь, думается мне, благодаря строгости самодержавной власти, которая, есть подозрение, поступила бы с организаторами «мыльных пузырей» гораздо круче, чем англичане и французы. Что ни говори, а в самодержавии есть и положительные стороны…
