«Это уж слишком! — думала Хильдрида, пока на нее надевали нарядное платье и причесывали спутанные ветром волосы. — Я буду очень зла. Я скажу, что нам никогда ничего не разрешают делать. Я скажу, что во всем виновата я, и не позволю, чтобы он наказал Йинена. И еще я скажу ему, что если мы и утонем, так это не важно. Ведь мы никому не нужны!»
Фрейлина, которая за руку вела Хильдриду по величественным коридорам в комнаты Нависа, решила, что девочка узнала, какая участь ей уготована. Фрейлина еще никогда не видела ее такой бледной и гневной и радовалась, что ей не нужно быть на месте Нависа.
Навис прекрасно знал, что у его дочери трудный характер. Когда Хильди привели к отцу, он сидел на подоконнике с книгой в руках. Его спокойный профиль четко вырисовывался на фоне равнины Флейта, глаза были устремлены на песню Адона. Хильдриду это раздосадовало. Фрейлины говорили ей, что Навис все еще горюет о ее покойной матери, но Хильди в это не верилось. Она считала Нависа самым холодным и ленивым человеком из всех, кого она знала.
— Я здесь, — пронзительно проговорила она, чтобы немного его расшевелить,— и мне ничуть не жаль.
Навис чуть заметно вздрогнул, но продолжал внимательно смотреть в книгу. Однако он, как и фрейлина, решил, что Хильдрида уже узнала о своей помолвке, и почувствовал искреннее облегчение.
— Ну, если тебе ничуть не жаль, то, надо полагать, ты рада, — сказал он. — Кто бы тебе ни проговорился, он избавил меня от хлопот. Теперь можешь идти — и хвастаться, если пожелаешь.
Хильди озадачило то, что ее не отругали. Однако ей показалось, что отец, как всегда, от нее отворачивается, а ей хотелось с ним повоевать.
— Я никогда не хвастаюсь, — заявила она, — хотя и могла бы. Мы ее не утопили.
Нависа это удивило настолько, что он оторвал взгляд от книги и посмотрел на Хильди.
— О чем ты говоришь?
— Почему ты меня вызвал? — парировала Хильдрида.
— Ну, чтобы сообщить тебе, что тебя только что помолвили с лордом Святых островов, — ответил отец. — А ты как думала?
— Помолвили? Не спросив меня? — ахнула Хильди.
Это было таким потрясением, что на секунду она совершенно забыла о своей проделке.
— Почему мне не сказали?
Навис обнаружил, что дочь только что не побелела от гнева.
— Я тебе говорю, — сказал он и поспешно взялся за книгу.
— Когда уже слишком поздно! — сказала Хильдрида, не дав ему времени найти то место, на котором он остановился. — Когда все уже решено. Ты мог бы спросить меня. Хоть я и маленькая, но я ведь тоже человек.
— Все мы — люди, — отозвался Навис, отчаянно пытаясь найти в книге нужное место.
Он уже жалел, что взялся читать Адона. Адон говорил вещи вроде: «Истина — огонь, что гром приносит», а это неприятно подходило под характер его дочери.
— И теперь ты очень важная персона, — добавил он. — Ты создаешь нам союз с Литаром.
— Какой он, Литар? Сколько ему лет? — вопросила Хильдрида.
Навис нашел нужное место и прижал к нему палец.
— Я видел его всего один раз. — Он не знал, . что еще сказать. — Он еще очень молодой человек — ему всего лишь около двадцати.
— Всего лишь!..— Хильди чуть не лишилась дара речи.— Я не хочу быть помолвленной с таким стариком! Я слишком маленькая. И я его никогда не видела!
Навис поспешно поднял книгу, спрятав за ней лицо.
— Время исправит и то, и другое.
— А вот и нет! — бушевала Хильдрида. — А если ты не перестанешь читать, то я... я... я тебя ударю, а потом порву книгу!
Осознав, что пришло время решительных мер, Навис снова положил книгу.
— Послушай, Хильди. Такое происходит со всеми членами нашей семьи. Твою кузину Хариллу помолвили с графом Марки, а эту... как ее... дочь Харчада... с лордом...
Хильди прервала его пронзительным воплем. Ее отец может сколько угодно называть ее «Хильди» (обычно это делал только Йинен), но мысль о том, что ее равняют с гадкими кузинами, была уже совершенно невыносима.
— Изволь меня распомолвить! — приказала она. — И немедленно, иначе пожалеешь!
— Ты же знаешь, что я не могу этого сделать, — сказал отец. — Это сделал твой дед, а не я.
— Тогда он тоже пожалеет! — объявила Хильди и направилась к дверям.
Навис окликнул ее. Ему легче было обращаться к ее спине.
— Хильдрида! Не устраивай недостойной сцены, будь добра. Это ничего не изменит. Я советую тебе вместо этого пойти в библиотеку и почитать о Святых островах. Ты убедишься, что там довольно много любопытного.
Хильди приостановилась, взявшись за ручку двери. Острова — это места, окруженные водой, кажется так? Возможно, ей удастся извлечь из этого известия хоть какую-то пользу.
— Мне следует научиться ходить под парусом, если я поеду на Святые острова? — сказала она.
— Да, наверное,—ответил Навис. Несколько успокоенный тем, что она перестала бушевать, он добавил: — Но ты не поедешь туда еще несколько лет.
— Тогда у меня есть время, чтобы научиться, — объявила Хильди. — Если я обещаю не устраивать шума, ты купишь мне собственную яхту?
— Э-э... если хочешь,— сказал Навис.
— Хочу. Но ты должен подарить эту яхту и Йинену тоже, потому что он никогда ничего не получает, — сказала Хильди. — Иначе я устрою скандал дедушке и шум на весь дворец.
В эту минуту Навису хотелось только одного: снова остаться наедине со своей книгой.
— Да-да, — сказал он. — Если ты сейчас уйдешь как хорошая девочка и не будешь устраивать сцен, то вы с Йиненом получите самую лучшую лодку, какую только можно купить за деньги. Это тебя устроит?
— Да, спасибо, отец, — чопорно и с горечью ответила Хильди и удалилась.
Дворцовая прислуга держалась от нее подальше.
Даже ее кузины, увидев, как Хильдрида, бледная и прямая, шагает по коридорам с лицом, похожим на маску, поняли, что лучше ей не попадаться. Все знали, что Хильдрида унаследовала характер от своего дедушки Хадда. Только Йинен осмелился к ней подойти — но и он не решился сказать ни слова. Хильди прошествовала к себе в комнату. Там она собрала все украшения, начиная с позолоченных часов и кончая ночным горшком, расписанным золотом, сложила все в кучу на полу и разбила кочергой. Йинен сидел на подоконнике и вздрагивал при каждом ударе. Он не решился заговорить с Хильди, даже когда она отшвырнула кочергу (несколько погнувшуюся) и уселась за туалетный столик, где долго и внимательно рассматривала в зеркале свое худое бледное лицо.
Она специально для этого оставила зеркало целым.
— Я человек,— проговорила она наконец. — Так ведь?
— Да, — отозвался Йинен. — Что случилось, Хильди?
