Сказано — сделано. Прошмыгнув между деревьями вслед за Милли, Мур и Гвендолен увидели, что на лужайке расставлены несколько столов и множество складных стульев и повсюду снуют лакеи с подносами. Почти вся семья уже собралась. Гвендолен следовала за братом и Милли с нервным и вызывающим видом. Без сомнения, Крестоманси собирался поговорить с ней о лужайке, а что еще хуже, у девочки не оставалось времени на то, чтобы извлечь из шляпы экзотический ассортимент.
Все были в сборе, но Крестоманси еще не появился. Милли протолкнулась между Бернардом-с-акциями, Джулией и пожилой дамой в перчатках и сурово указала своим зонтиком на мистера Сондерса:
— Майкл, вам строго-настрого запрещается говорить за чаем об искусстве.
Впрочем, свою суровость она тут же сгладила веселым смехом.
Очевидно, мнение Мура разделяли все. «Правильно, правильно!» — закричали некоторые, а Роджер спросил: «Мамочка, не пора ли начинать?»
Чаепитие Муру понравилось. Впервые за все время, проведенное в замке, он блаженствовал. К чаю подали тонюсенькие сэндвичи с огурцом и огромные свежие эклеры. Мур умудрился съесть даже больше Роджера. Все весело и беззаботно болтали, а неизбежное гудение об акциях отодвинулось куда-то на задний план. Солнце мирно освещало лужайку. Мур порадовался тому, что лужайка восстановлена: зеленый бархат травы нравился ему куда больше, чем решето кротовьих нор. Ему казалось, стоит немного потренироваться — и он будет почти счастлив в этом замке.
А Гвендолен, как обычно, была недовольна. Пакетики давили ей на голову, а их запах сильно портил вкус эклеров. К тому же она поняла, что разговора с Крестоманси придется ждать до ужина.
Из-за чаепития ужин отодвинулся на более поздний час. Когда обитатели замка потянулись в столовую, солнце уже заходило. Нарядный стол был уставлен горящими свечами. И стол, и вся комната отражались в целой веренице высоких окон. Мур подумал, что это не только красиво, но и удобно: теперь он мог видеть появление лакея. Для Мура больше не было неожиданностью, когда из-за его плеча вынырнул поднос с рыбой и квашеной капустой. А поскольку Муру было запрещено притворяться правшой, он почувствовал себя вправе расположить столовый прибор так, как ему было удобно. Наконец-то он стал здесь осваиваться.
Тем временем мистер Сондерс, во время чаепития лишенный возможности рассуждать об искусстве, решил за ужином наверстать упущенное. Выбрав своей жертвой Крестоманси, он просто не закрывал рта. Глава семьи, мечтательно и благодушно настроенный, рассеянно слушал и кивал. Зато Гвендолен свирепела с каждой минутой, ведь Крестоманси ни слова не сказал о лужайке — ни во время ужина, ни до того, в гостиной. Становилось ясно, что об этом случае вообще решили забыть.
Гвендолен была вне себя от гнева. Она хотела, чтобы с ее магическим талантом считались. Она желала показать Крестоманси, что с ней шутки плохи. А для этого ей только и оставалось, что произнести еще одно заклинание. Правда, у Гвендолен под рукой не было ничего из экзотического ассортимента, но уж один-то трюк она могла сделать запросто.
Ужин шел своим чередом. Мистер Сондерс вещал. Слуги внесли очередное яство. Мур бросил взгляд на окна, чтобы узнать, когда к нему подплывет серебряное блюдо, и… чуть не поперхнулся.
Там было тощее белое существо. Оно прижималось к темному стеклу с той стороны, извиваясь на ветру и гримасничая. Существо казалось заблудшим призраком безумца — слабое, белое, отвратительное, неряшливое, склизкое… Хотя Мур почти сразу догадался, что это проделки сестры, он не мог совладать с ужасом.
Милли заметила его испуганные глаза. Она поглядела в ту же сторону и содрогнулась, а затем осторожно дотронулась до руки мужа. Крестоманси прервал свои мечтания и тоже посмотрел на окна. Устало взглянув на призрака, он вздохнул.
— И все-таки я считаю Флоренцию прекраснейшим из всех итальянских городов, — заявил мистер Сондерс.
— Найдутся и те, кто выступит в поддержку Венеции, — возразил Крестоманси. — Фрейзьер, будь любезен, задерни шторы. Спасибо.
— Нет-нет, с моей точки зрения, Венецию переоценивают, — горячо заспорил мистер Сондерс и принялся объяснять, почему он так думает.
В это время дворецкий задернул длинные оранжевые шторы, и существо исчезло из виду.
— Да, возможно, ты прав. Флоренция действительно богаче, — согласился Крестоманси. — Кстати, Гвендолен, говоря о замке, я имел в виду не только помещения внутри, но и территорию вокруг. Теперь можешь продолжать, Майкл. На чем мы остановились?
Все вновь принялись за ужин как ни в чем не бывало, — все, кроме Мура. Он не мог отделаться от ощущения, что за оранжевыми шторами все еще кривляется и копошится прильнувшее к стеклу существо. Из-за этого Муру кусок в горло не лез.
— Да успокойся, дуралей! Я прогнала его! — зашипела на брата Гвендолен.
От ярости она совсем охрипла.
Глава шестая
Уединившись у себя в комнате после ужина, Гвендолен дала волю гневу. Она принялась с вопля ми прыгать по кровати и кидаться по душками. Мур стоял, прислонившись к стене, и благоразумно ждал, пока буря утихнет. Но Гвендолен не успокоилась до тех пор, пока не поклялась объявить Крестоманси настоящую войну.
— Ненавижу этот дом! — вопила она. — Они все прячутся за своими фальшивыми улыбочками. Ненавижу! Ненавижу! — Ее голос, приглушенный бархатом обоев, мгновенно проваливался во всепоглощающую тишину замка. — Ты слышишь? Это просто какая-то пуховая перина омерзительной любезности! Я порчу их лужайку, а они угощают меня чаем с эклерами. Я вызываю симпатичное привидение, а они задергивают шторы. «Фрейзьер, будь любезен, задерни шторы». Брр! Меня тошнит от этого Крестоманси!
— Мне оно вовсе не показалось симпатичным, — возразил Мур, все еще не в силах совладать с дрожью.
— Ха-ха! А ты небось и не предполагал, что я на такое способна? Да я не собиралась тебя, балбеса, пугать. Я хотела поддеть Крестоманси. Ух, ненавижу его — он не проявил никакого интереса!
— Ты думаешь, он бы поселил нас здесь, если бы ты его не интересовала?
Гвендолен растерялась.
— Об этом я как-то не думала. Вопрос серьезный. Уходи, мне нужно остаться одной и поразмыслить об этом, — задумчиво произнесла она, а когда Мур уже переступил через порог, крикнула: — И все-таки я заставлю его обратить на меня внимание, чего бы мне это ни стоило! Я готова каждый день устраивать ему сюрпризы!
Снова оказавшись в полном одиночестве, Мур загрустил. Ему вспомнились слова Милли, и он решил наведаться в игровую комнату. Там он увидел Роджера и Джулию, игравших в солдатики на заляпанном ковре. Крошечные оловянные гренадеры маршировали. Другие солдатики выкатывали пушку. Третьи лежали в засаде, стреляя из ружей со звуком не громче комариного писка. Роджер и Джулия виновато обернулись.
